Я здесь не для того, чтобы говорить речи - читать онлайн книгу. Автор: Габриэль Гарсиа Маркес

Сипакира, Колумбия, 17 ноября 1944 г.

Обычно на всех подобных собраниях общественности выбирают или назначают человека, которому предстоит произнести речь. Этот человек находит наиболее подходящую тему и развивает ее перед присутствующими. Но я сюда пришел не произносить речь. Я мог бы выбрать для сегодняшнего собрания благородную и возвышенную тему дружбы. Но что я сумел бы сказать вам нового об этом? Я мог бы исписать множество страниц разными историями и мнениями, но в конце концов это не привело бы меня к тому, что я хочу сказать. Пусть каждый из вас проанализирует свои собственные, личные чувства, обдумает одну за другой причины, по которым вы ощущаете это ни с чем не сравнимое влечение к человеку, с которым вас связывает самая тесная дружба, и тогда вы сможете понять смысл этого собрания.

Вся цепь ежедневных событий, объединившая нас всех неразрывными узами с группой молодых людей, начинающих свой самостоятельный путь в жизни, и есть не что иное, как дружба. И это то, что я хотел вам сегодня сказать. Но повторяю, я пришел не для того, чтобы произносить речь; я всего лишь хочу назначить вас судьями справедливости на этом процессе, чтобы затем пригласить на печальное и в то же время знаменательное событие — прощание со студенчеством сего замечательного учебного заведения.

Здесь с нами готовы к отбытию Энри Санчес, симпатичный д’Артаньян атлетики, с тремя мушкетерами Хорхе Фахардо, Аугусто Лондоньо и Эрнандо Родригесом. С нами Рафаэль Куэнка и Николас Рейес, его тень. Здесь с нами Рикардо Гонсалес, великий рыцарь пробирки для опытов, и Альфредо Гарсиа Ромеро, объявленный опасным типом в области всех дискуссий: они вместе, и их жизнь уже стала образцом истинной дружбы. С нами Хулио Вильяфанье и Родриго Рестрепо, члены нашего парламента и наши журналисты. Здесь Мигель Анхель Лосано и Гильермо Рубио, апостолы точности. С нами Умберто Хаймес и Мануэль Аренас, Самуэль Уэртас и Эрнесто Мартинес, посланники просвещения и доброй воли. Здесь Альваро Нивия со своим умным юмором. С нами Хайме Фонсека, Эктор Куэльяр и Альфредо Агирре, три не похожих друг на друга личности и один истинный идеал: победа. Здесь Карлос Агирре и Карлос Альварадо, их объединяет имя и желание стать гордостью родины. С нами Альваро Бакеро, Рамиро Карденас и Хайме Монтойя, неразлучные друзья книг. И наконец, здесь Хулио Сесар Моралес и Гильермо Санчес, словно два живых столпа, на чьих плечах лежит ответственность за мои слова, когда я говорю, что всей этой группе юношей-выпускников предназначено надолго остаться на лучших дагеротипах Колумбии.

Сейчас, когда вы услышали о качествах каждого из них, я хочу вынести вердикт, который вы как судьи справедливости должны принять: от имени Национального лицея и всего общества я объявляю эту группу молодых людей, говоря словами Цицерона, действительными членами академии долга и гражданами разума.

Достопочтенная аудитория, процесс завершен.

Каракас, Венесуэла, 3 мая 1970 г.

Прежде всего я хотел бы попросить прощения за то, что выступаю сидя, ведь если я встану, то рискую упасть от страха. Это правда. Я всегда думал, что пять последних, самых ужасных минут в жизни я проведу в самолете в обществе двадцати — тридцати человек, а не перед двумястами друзьями, как здесь. К счастью, то, что здесь сейчас происходит, позволяет мне начать говорить о моей литературе — я ведь порой грешным делом думал, что стал писателем так же, как поднялся на эту трибуну: поневоле. Признаюсь, я сделал все возможное, чтобы не прийти на это собрание: пытался заболеть, схватить воспаление легких, пошел к парикмахеру в надежде, что он отрежет мне голову… И наконец, я додумался прийти сюда без пиджака и без галстука в надежде, что меня не пустят на столь официальное заседание. Но я не учел, что нахожусь в Венесуэле, где всюду можно появиться просто в рубашке. И вот результат: я здесь, но не знаю, с чего начать. Впрочем, я могу рассказать вам, как я начал писать.

Мне никогда и в голову не приходило, что я мог бы стать писателем, но в мои студенческие годы Эдуардо Саламеа Борда, редактор литературного приложения газеты «Эль Эспектадор» в Боготе, опубликовал заметку, где говорилось, что новые поколения писателей ничего не могут предложить, что не видно нового рассказчика или романиста. В заключение он утверждал, что его упрекают за то, что он печатает в своей газете лишь известные работы именитых писателей, но совсем обходит молодых, на что отвечал, что просто нет хорошо пишущих молодых людей.

Тогда меня охватило чувство солидарности с ровесниками, и я решил написать рассказ только лишь для того, чтобы заткнуть рот Эдуардо Саламеа Борда, который был моим хорошим другом или по крайней мере с тех пор стал моим другом. Я сел, написал рассказ и отправил его в «Эль Эспектадор». Второй раз меня охватил страх в следующее воскресенье, когда я случайно открыл газету и увидел свой рассказ на целую полосу, а рядом заметку, в которой Эдуардо Саламеа Борда признавал свою ошибку, потому что «этот рассказ возвестил о появлении гения в колумбийской литературе».

На этот раз я действительно плохо себя почувствовал и подумал: в какую же неприятную историю я вляпался! Что мне теперь делать, чтобы не подвести Эдуардо Саламеа Борда? Продолжать писать, ответил я себе.

У меня всегда была проблема с темами: я был вынужден искать историю, чтобы рассказать ее. И это позволяет мне открыть вам кое-что, в чем я убедился лишь теперь, когда опубликовал уже пять книг: ремесло писателя, пожалуй, единственное, которое становится все более сложным по мере того, как им овладеваешь. Легкость, с которой я однажды вечером уселся писать тот первый рассказ, нельзя сравнить с тем, сколько трудов мне стоит сейчас написать всего лишь одну страницу. Что касается моего метода работы, то он вполне соответствует тому, о чем я сейчас говорю. Я никогда не знаю, ни сколько я напишу, ни о чем напишу. Я жду, пока мне что-то не придет в голову, и когда ко мне приходит идея, которую я сочту достойной бумаги, я начинаю прокручивать ее в голове, чтобы она созрела. Когда это заканчивается (а иногда проходит много лет, как в случае с книгой «Сто лет одиночества», которую я обдумывал девятнадцать лет), я повторяю: вот я и обдумал идею, я сажусь записывать ее — тут-то и начинается самая трудная и скучная часть работы. Потому что наиболее упоительный момент — это когда история только зарождается в тебе, ты придаешь ей форму, изменяя ее неоднократно, так что когда ты садишься писать, она уже не очень-то интересует, по крайней мере меня.

Я расскажу вам, например, об идее, которая вертится у меня в голове много лет, и я подозреваю, что она уже почти нашла свою форму. Я расскажу о ней сейчас, потому что наверняка, когда я начну об этом писать, то не знаю, в какой момент вы обнаружите, что она стала совершенно другой, и в какой момент увидите, в какую сторону она эволюционировала. Представьте небольшой городок, где живет старая сеньора с двумя детьми: сыном 17 лет и дочерью 14 лет. Она подает детям завтрак, и они замечают, что у нее очень озабоченное выражение лица. Дети спрашивают ее, что случилось, и она отвечает: «Не знаю, но я проснулась с мыслью, что с нашим городком произойдет что-то страшное».