Ни я, ни Лена на это название никак не отреагировали.
– В «Луговом» несколько лет назад была расстреляна банда… в которую входил и небезызвестный нам Сычов, тот самый, на чье имя был зарегистрирован пистолет, из которого убили Веронику, ее приятеля-студента Никитина и, предположительно, еще двух ее любовников. Вот оно – недостающее звено! Связь между убийством Вероники и Сычовым! Мария работала в этом кафе, там была пальба… Возможно, в какой-то момент она и заметила где-нибудь на полу пистолет…
– Так это она убила Веронику? – одновременно спросили мы с Леной.
– Вот сейчас все и узнаем.
– И что, она живет в Боголюбово? Как ты ее нашла?
– Володя помог. Он связался с той самой женщиной-риелтором, которая занимается продажей квартиры Калмыковой, и та сообщила ему, что хозяйка поехала в Боголюбово, у нее там дом. И, самое интересное, Мария Калмыкова действительно является владелицей двухэтажного дома в Боголюбово. Дом куплен в прошлом году, за пять миллионов рублей. Деньги большие, мы с Володей начали копаться в ее финансовых делах и выяснили, что она как раз перед покупкой дома брала кредит – четыре с половиной миллиона. Два миллиона она уже выплатила.
– Мы что, брать ее будем? – усмехнулась Лена. – С чем мы к ней едем-то?
– Поговорить, – коротко ответила Людмила.
– О чем?
– Сами все увидите и услышите.
…Дом хоть и был в два этажа, все равно не выглядел на пять миллионов. Расположенный на самой окраине поселка, он буквально зарос одичавшей порослью кленов, вязов, молодые назойливые деревца просто душили его своими нежными зелеными побегами, доходящими до высоких арочных, с прогнившими рамами окон второго этажа. К окнам лепились крошечные и какие-то несерьезные, не внушающие доверия балкончики. Крыша венчала чердак с круглым слуховым оконцем-иллюминатором. Дом был старый, покрытый несколько раз толстыми слоями красок бежевого, желтого оттенка. В некоторых местах слои краски отвалились, открывая миру выщербленную кирпичную кладку грязно-бурого цвета. Единственной ценностью этого дома были его размеры. Дом, судя по планировке, состоял из четырех квартир, которые хозяйка решила привести в порядок и продать. Об этом, во всяком случае, мы разговаривали в машине, когда уже прибыли на место.
– Итак, – командовала Людмила, еще не потерявшая свой запал, задор и энергию. – Мы приехали сюда по объявлению, собираемся покупать этот дом.
– Что-то мне как-то не по себе, – призналась я.
– Всем не по себе, – сказала Лена. – Темнеет… Не поздновато для разоблачения? Перестреляет нас эта Калмыкова как воробьев…
– Пистолета у нее уже нет…
Людмила решительно направилась к едва заметной среди ветвей и листвы двери.
– А может, дом вообще нежилой? – сказала я.
– Вы не чувствуете запах?
– Кто-то кофе варит, – сказала Лена. – И курит.
Мы открыли дверь и оказались в тесном коридоре с лестницей, идущей наверх. Принюхались, а потом услышали звук работающего телевизора.
Все вокруг дышало разрухой, полы скрипели, стены давно не видели свежей краски, пахло кошачьей мочой, кофе и дымом сигарет.
Мы шли на запахи и звуки. Поднялись на второй этаж и в самом конце увидели приоткрытую дверь. Подошли. Остановились в нерешительности. Затем Людмила постучала.
– Кто? – услышали мы женский голос.
– Мы по объявлению! – крикнула Людмила.
За дверью послышалось какое-то движенье, затем зашаркали подошвы обуви об пол, и мы увидели перед собой женщину, закутанную в теплую шаль. В одной руке она держала чашку с кофе, от которой исходил приятный аромат, в другой – тонкую женскую сигарету.
Женщина была коротко пострижена, лицо бледное, глаза смотрели на мир устало, с долей ненависти ко всему живому.
– Вы кто такие будете? Какое еще объявление?
– По интернету… Этот дом продается. Мы приехали сюда из Москвы.
– Уже не продается. Идите отсюда.
– Что же это вы так грубо… – возмутилась Лена. – Откуда нам знать, что дом продан?
– Да на что вам, москвичам, этот дом? Вы что, не успели разглядеть, что он собой представляет? Рухлядь!
– Вы – хозяйка?
– Я. Что дальше? Говорю же, уходите. Я плохо себя чувствую.
– А вы не могли бы сдать нам одну из комнат? – внезапно спросила Людмила. – Хотя бы на одну ночь? У нас с машиной проблема, это раз. А еще мы проголодались, замерзли и ужасно устали. Это уже третий дом, который мы смотрим. И все мимо.
Женщина внимательно нас оглядела.
– Так зачем вам дом сдался здесь, в Боголюбово?
– Мы – художники, искали место покрасивее, чтобы было где жить, писать… Ну, и чтобы подальше от Москвы и одновременно не так и далеко… У вас же здесь монастырь, места красивейшие…
– А… Ну да. Ладно, на первом этаже есть комнаты пустые… Хотя… Нет, там крысы, я яд везде разложила… Так и быть, располагайтесь рядом со мной через стенку. Я вам одеяла дам, да и поесть что-нибудь сообразим. Колбаса копченая есть, свежая. Я только сегодня купила. Капуста квашеная. Хлеб, чай, конфеты.
– Мы за все заплатим, – поспешила ее успокоить Людмила.
– Да ладно, не обеднею… А вы расскажете мне что-нибудь интересное про вашу московскую жизнь. Я вообще про художников ничего не знаю. Ну, чего стоите-то, заходите! Вон диван, садитесь. Сейчас чай приготовлю.
Она прямо на глазах оттаивала. Мы прошли в просторную, ярко освещенную комнату, три окна которой выходили как раз на заросли молодых кленов. Диван, круглый стол, новенькая плазма (хозяйка предусмотрительно щелкнула пультом, отключая звук), холодильник в углу, раковина.
– Меня зовут Люда. А это Лена, Лиза.
– Мария Петровна, – немного лениво, с ноткой снисходительности произнесла Калмыкова.
Людмила зыркнула на меня, приподняв одну бровь: мол, ну, что я говорила?!
Продолжая кутаться в шаль, хотя в комнате было тепло, Калмыкова достала из холодильника колбасу, протянула мне нож: «Режь!»
Я принялась резать колбасу, Лене она дала черный хлеб, а сама стала доставать из заварочного чайника использованную заварку.
– Да, места здесь красивые… Что верно, то верно.
– Думаю, эти места вдохновили бы не только художников, но и поэтов, писателей… – продолжала, едва заметно нервничая, Людмила. Она помогла хозяйке расставить чашки для чая, насыпала в сахарницу сахар. – Не понимаю я этих риелторов, дают объявления о продаже домов и квартир, которые уже проданы, куплены… Дурдом! Ой, что это там было?
Она внезапно схватила со стола пульт и принялась щелкать им, переключая каналы.
– Ой, ну куда же это делось? Вот только что прямо!