Мои печальные победы - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Куняев cтр.№ 96

Я читал, в голове мелькали имена – Горбачев, Ельцин, Павел Грачев, Михаил Барсуков, Александр Коржаков… Это ведь не «чужие бестии», это – наши… Но сам народ – разве он не виноват в бедах и несчастьях, выпавших на его долю? Немцы в свое время заслужили свою судьбу:

«С тех пор как народ наш пошел по пути самоунижения, он не выходил из нужды и забот. Единственным нашим надежным союзником является сейчас нужда. Судьба не сделала и в данном случае исключения: она воздала нам по заслугам. Мы не сумели защитить свою честь, и вот судьба учит нас теперь тому, что без свободы и самостоятельности нет куска хлеба. Люди научились у нас теперь кричать о том, что нам нужен кусок хлеба, – придет пора, и они научатся также кричать о том, что нам нужна свобода и независимость…»

Да. Это о нынешних сербах. Это, как ни горько, о нынешних русских…

Я с печалью закрыл книгу, положил ее на песок, не стал закрывать полотенцем черную обложку с золотыми буквами.

Пусть кто хочет – смотрит, все равно сегодня улетаем. Мы искупались в последний раз, уходя с пляжа, я помахал рукою Бисмарку, Колю и Герингу, которые в ответ дружно вскинули свои могучие длани, и эти движения, видит Бог, были похожи на приветствия, которыми обменивались их предки во времена Третьего рейха…

С сознанием исполненного долга – здоровье поправлено, деньги истрачены, «Майн кампф» прочитана – мы с женой пошли в обеденный зал – перекусить перед отъездом в аэропорт, выпить пива, поскольку «все включено».

Я втерся в небольшую очередь к турку, цедящему пиво в кружки, и вдруг услышал от молодого немца, стоявшего рядом со мной, фразу, ко мне обращенную, в которой были явственны слова «книга», «Гитлер», «Майн кампф». Я насторожился, поскольку понял, что все наши ухищрения на пляже, где мы прятали книгу в сумку, закапывали в песок, укрывали полотенцем, ни к чему не привели. Молодой золотоволосый идеально сложенный немец лет двадцати пяти от роду – ну просто манекен из какого-нибудь берлинского супермаркета! – смотрел на меня, улыбался белозубой улыбкой, и все его лицо, обращенное ко мне, излучало радушие. Деваться было некуда. Сообразив, что он спрашивает меня, не я ли это читал на пляже книгу Гитлера «Майн кампф», я сделал серьезное лицо и деловым тоном проинформировал его на ломаном немецком:

– О ja! Ich lese dieses interessante Buch! (О да! Я читаю эту интересную книгу!)

Немец с восторгом обратился к своим друзьям того же возраста, окружавшим его, и что-то быстро стал говорить им, показывая на меня. Немцы загалдели по-басурмански, заволновались, но подошла наша очередь наливать пиво. Все наполнили свои кружки и, снова обступив меня, стали что-то предлагать, и я кое-как понял, что золотовласые Зигфриды рады тому, что я прочитал книгу, и желают выпить за мое здоровье. Мы выпили по кружке, тут же наполнили их, и мой немец задал мне еще один вопрос, суть которого состояла в том, где именно я приобрел книгу (wo haben Sie dieses Buch gekauft?). Чувствуя себя в центре внимания, я приосанился, напряг свою лингвистическую память и медленно, чуть ли не по складам, гордо произнес:

– Dieses interessante Buch habe ich in freien Russland gekauft! («Эту интересную книгу я приобрел в свободной России!»)

Мой ответ поразил немцев, как удар грома. Они, ошеломленные, переглянулись, потом снова дружно залаяли на своем швабском наречии, снова наполнили кружки и выпили за мое здоровье и за мой отъезд в свободную Россию, так как поняли, что я прощаюсь с Турцией.

«Не нужен мне берег турецкий…»

…Когда я вернулся к столу, где мой обед уже остыл, жена грозно спросила: «Где ты был?» – «Пиво пил!» – ответил я, видимо, с тем же идиотским выражением на лице, которое так нравится мне у актера, рекламирующего отечественное пиво «Толстяк». «С «Толстяком» время летит незаметно». Потом я в лицах изобразил жене, что произошло в пивной очереди и почему я задержался. Она тяжело вздохнула:

– Слава богу, через полчаса уезжаем!

В самолете я продолжал перелистывать злополучную книгу и время от времени бормотал:

– Галя! А вот скажи мне, почему все крупнейшие диктаторы XX века – Гитлер, Муссолини, Сталин, Саддам Хусейн, Тито, Кастро, Каддафи, Мао Цзэдун – вышли из бедноты? Из рабочих, крестьян, ремесленников. Может быть, их – этих вождей «голодных и рабов» – богатые элиты мира и ненавидели за то, что они из бедноты. Бедные не должны приходить к власти! А куда деваться бедным народам? Может быть, диктатура и социализм для них единственный путь к жизни и спасению? Кстати, смотри-ка: Гитлер называет русских «великим народом».

– Где? Не может быть! – оживилась Галя.

– Ну вот, читай здесь, где он размышляет о том, что случается с народами, власть над которыми захватывают евреи:

«Самым страшным примером в этом отношении является Россия, где евреи в своей фанатической дикости погубили 30 миллионов человек, безжалостно перерезав одних и подвергнув бесчеловечным мукам голода других, – и все это только для того, чтобы обеспечить диктатуру над великим народом за небольшой кучкой еврейских литераторов и биржевых бандитов».

Конечно, он не понимал, что не было никаких биржевых бандитов, а были «пламенные революционеры», что в 1937 году их постигла катастрофа, но все-таки он назвал русских «великим народом».

– Подлец! – сказала жена. – Свой народ довел до ручки. Наших загубил тридцать миллионов, а про евреев и говорить нечего. А ты все его читаешь!

И она была права. «Себя губя, себе противореча…» Это стихотворение Мандельштама о немецкой речи заканчивается словами:

Бог Нахтигаль, меня еще вербуют

Для новых чум, для семилетних боен…

Звук сузился, слова шипят, бунтуют,

Но ты живешь, и я с тобой спокоен.

Стихотворение написано в 1932 году, когда Гитлер еще не был у власти. Осип Эмильевич пишет о немецкой речи Гете, Шиллера, фон Клейста. О том, что человека снова «вербуют» для нового средневековья, для новых эпидемий чумы, но «слова» не согласны с насилием («шипят, бунтуют»); о том, что он «спокоен», пока ему покровительствует бог немецкой поэзии Нахтигаль («соловей»),

Однако какое жуткое противоречие заключено в немецкой истории, если Гитлер, еще не отравленный расовой теорией Розенберга, в 1924 году, с отвращением отзываясь о порнографических немецких пьесах тех лет, витийствует: «Как пламенно вознегодовал бы по этому поводу Шиллер! С каким возмущением отвернулся бы Гёте!»

А завершился немецкий романтический пафос тем, что имя «Нахтигаль» было присвоено одной из элитных эсэсовских дивизий Третьего рейха. Но Осип Мандельштам не успел об этом узнать. Иначе он «вырвал» бы соловьиный язык своему пророческому стихотворению. А то, что оно было попыткой пророчества, свидетельствует его почти буквальная перекличка с пушкинским «Пророком»:

Когда я спал без облика и склада…

(Как труп в пустыне я лежал…)

Я дружбой был, как выстрелом, разбужен.

Бог Нахтигаль, дай мне судьбу Пилада