Цветы нашей жизни - читать онлайн книгу. Автор: Мария Метлицкая cтр.№ 6

Маша словно застыла. Теперь она все делала машинально, по большому счету ей было на все наплевать. Она даже не сразу поняла, что Володя от нее уходит – супруг ей сообщил об этом, запинаясь и краснея.

– Девушка – бывшая мамина ученица, – простодушно поделился он с Машей.

– Эвелина Павловна познакомила тебя с девушкой из коррекционного интерната? – без особого любопытства спросила Маша, опять-таки отметив некую водевильность ситуации. Раньше бы она не отказала себе в возможности съязвить, но не теперь, когда ей казалось, что жизнь закончилась и уже никогда не начнется.

– Нет, конечно! – горячо заверил ее муж, теперь уже, видимо, бывший. – Олеся давно у мамы училась, когда она еще в обычной школе работала. Она у нее любимой ученицей была, вот мама и…

– Давай без подробностей, Вов, – прервала его Маша. – Ну подложила маман тебе девицу, которая лучше всех борщи варит. Поздравляю!

И тут подала голос Эвелина Павловна, которая все это время стояла за дверью кухни, готовая в любой момент защитить своего Володечку от нападок «этой гулящей фифы».

– Олеся – девушка порядочная, не то что некоторые, которые и о муже забыли, и о дочери родной! И Вову она любит! А Вова любит ее! И работящая! Она и готовить, и шить, и вязать умеет! И рубашки будет гладить!

– Так вы, Эвелина Павловна, Володе жену нашли или домработницу? – поинтересовалась Маша, больше для порядка. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось, чтобы эти чужие люди ушли наконец из ее квартиры, чтобы можно было лечь, зарыться головой в подушку и плакать сколько влезет, жалеть себя, обманутую и никому не нужную.

Но Эвелина явно подготовилась к разговору и желала продемонстрировать все «домашние заготовки».

Она припомнила Маше и то, что та «плохо ухаживала за Володей, не обихаживала его», и что «уюта в доме отродясь не было», и что «Володечке пришлось на вечерний перевестись и работать пойти, чтобы на сережки-помадки зарабатывать».

– Хорошо мы с отцом похлопотали, чтобы его в армию не забрали. А и забрали бы, ты бы небось не заплакала. Поди и обрадовалась – кот из дома, мыши в пляс. Хвостом-то вертеть при живом муже! – Эвелина, как всегда, сама себя распаляла, и остановить ее не могла никакая сила.

«Надо перетерпеть. Еще немного – и она замолчит», – уговаривала себя Маша и, чтобы отвлечься, начала читать про себя «Евгения Онегина», которого знала наизусть с детства. «Мой дядя самых честных правил…» – пушкинские строки настолько диссонировали с Эвелининым визгом, что хотелось демонстративно заткнуть уши. А Эвелина Павловна перешла к любимой теме – вспоминала, что они с «отцом», так она и в глаза и за глаза называла собственного мужа, «вложили в свадьбу вашу, будь она неладна трижды, денег поболе родителей-то твоих».

– А гостей с вашей стороны было аж на шестеро больше! Да и гости – тьфу! – Тут Эвелина смачно сплюнула на ею же вымытый «мыльно-содовым концентрированным раствором» пол. – Ни подарков, ни денег. Книги дарили да цветы. А жрали не меньше других, порядочных, которые деньгами дали или хрусталем. А Пал Поликарпыч, тот вообще ковер подарил! И не думай, что я тебе его оставлю.

– Ваш ковер на антресолях, мне он не нужен, я давно вам предлагала его забрать.

– И сережки с фианитом, которые мы с отцом тебе подарили, будь добра отдать! Мы их дарили невестке, а не шалаве гулящей.

– Володя, – нежно обратилась Маша к бывшему супругу, – а ничего, что в твоем присутствии меня так оскорбляют? Я все-таки мать твоего ребенка.

Лучше бы она этого не говорила!

– Мать она! Нет, вы слышали?! – с новой силой завопила свекровь, обращаясь к невидимой аудитории. – Мать! Да какая ты мать! Родить, мил моя, дело нехитрое! А ты поди воспитай! Ночами не поспи, как я! В парк в любую погоду с колясочкой! Пюре протирай горячее через марлечку, кисели поотжимай! И все это после работы, между прочим!

Маша поняла, что они дошли до любимой темы: «Я на вас ишачу».

Так и есть. С этого конька Эвелина так быстро не слезет. И Маша приготовилась к длинному монологу. Володя все это время молчал, теребил в руках чайную ложку, время от времени ронял ее на пол и, краснея от натуги, лез за ней под стол.

А Эвелина не унималась:

– Дебилов этих из-за вас терплю, а я, между прочим, заслуженный учитель! Меня и в роно, и в гороно знали, я на Доске почета висела. Да если бы я в эту школу дебильную ради вас не ушла, давно б уже завучем стала! А там, глядишь, и директором! Сидела бы сейчас в кабинете и горя не знала! Почет сплошной и уважение! Подарки опять же! Но нет, пришлось все бросить! Родители-то твои никчемные, им на внучку плевать!

– Как вам не стыдно, Эвелина Павловна! – Маша почувствовала, что расплачется прямо сейчас. Накануне она заезжала к родителям, и папино лицо стояло у нее перед глазами. Ее папа, весельчак, остроумец, который легко подтягивался на турнике, лучше всех катался на лыжах, бесстрашно съезжал с любой горы, превратился в глубокого старика, неподвижное растение. Он узнавал и ее, и маму, но сказать ничего не мог, бессильно мычал что-то, из мутных глаз непрестанно текли слезы. А мама? Красавица мама превратилась в сухонькую старушку. Ее руки, когда-то белые, холеные, с безупречным маникюром, с крупными серебряными кольцами, стали красными, распаренными от бесконечной стирки. И такая у нее тоска в глазах, такая безысходность…

К счастью, словно желая помочь матери, поддержать ее, заплакала Настенька. Маша устремилась к дочери, но Эвелина, как водится, опередила, подскочила, схватила Настю, принялась менять подгузник. Делала она все, надо признать, гораздо ловчее родной Настиной матери.

Володя скоро съехал – отправился к работящей и домовитой Олесе. Маша особо не переживала – все перегорело. Наташа, кажется, убивалась больше дочери: сердце разрывалось от того, что вся жизнь полетела под откос.

Но самое большое разочарование она испытала, когда поняла, что у Маши нет ни на йоту материнских чувств. Настя ее раздражала, она злилась на девочку из-за того, что та не ест, не спит, капризничает. И как-то так само собой получилось, что Эвелина снова стала приходить сидеть с внучкой, а потом и вовсе забрала Настю к себе – ну не жить же с бывшей невесткой в одной квартире!

Маша опять была свободна, и свобода эта ее пьянила. Конечно, она регулярно навещала дочь, гуляла с ней – была для нее кем-то вроде «воскресного папы». Тем более что Володя к девочке интереса не проявлял и не появлялся ни в воскресенья, ни в другие дни недели. Он с самого начала не воспринимал дочь как объект своей заботы и продолжал к ней так относиться. Для него она была кем-то вроде младшей сестренки, которую родители зачем-то родили на старости лет. А тут его домовитая Олеся родила мальчика, и Володя о Насте и вовсе забыл, полностью погрузившись в быт новой семьи. Мальчика-то он как раз с рук не спускал, кормил из бутылочки, менял подгузники – словом, вел себя как нормальный муж и любящий отец.

Маша пришла в себя, словно проснулась, к Настиным пяти-шести годам. Она резко повзрослела и поняла, что людей вокруг много, а родных – почти нет. Виктор к тому времени умер, Наташа превратилась в собственную тень, посыпались болезни. После смерти мужа из нее будто вытащили стержень. Молодые люди, которые вились вокруг Маши тучами, делать предложение руки и сердца не спешили. Наташа звонила мне и плакала в трубку.