В общем, пока мы играли в казаки-разбойники, а потом в «бутылочку», читали романы и крутили собственные, влюблялись, ссорились, строили планы, Женька проходил суровую школу жизни. Лариса подрастала, Верка спивалась, у него не было выбора – он должен был быть взрослым.
После восьмого класса Женька, ясное дело, из школы ушел – подался в ПТУ, учиться на плиточника. Дело прибыльное. По большому счету ему было все равно куда, да и с его оценками выбор был невелик. А потом он и вовсе ушел в армию. Тут Верка ударилась во все тяжкие, пила без просыпа, стала продавать вещи из дома, не стесняясь дочери, водить собутыльников – забулдыжного вида мужиков и теток.
Через два года Женька вернулся в квартиру, где, кроме старой кровати с помойки, на которой валялась пьяная мать, и продавленной раскладушки, на которой спала, время от времени скатываясь на пол, Лариса, ничего не было.
И он, что называется, впрягся по полной. Теперь вся его жизнь состояла из учебы (надо было доучиться в ПТУ), работы (надо было заработать хотя бы на еду себе, матери и сестре). А еще он бесконечно рыскал по району в поисках пьяной матери – находил ее в чужих дворах, в квартирах, где собирались такие же, как она, опустившиеся маргиналы. Сердобольные соседки уговаривали его «бросить это дело».
– Горбатого могила исправит, – говорила ему Матрена Титовна, милейшая соседка с первого этажа. – Ты, сынок, свой век не заживай. Молодой ведь. Пойди погуляй, отвлекись, девушку себе найди.
Женька невесело усмехался – понимал, ни одной девушке он с таким приданым не нужен.
Верка заботу сына принимала как должное. Когда старухи у подъезда пытались ее совестить, отвечала, дескать, я ему всю молодость отдала, выкормила, вырастила, «он мне теперь должен».
Ее не стало, когда Жене было лет двадцать пять. Как она вообще протянула столько лет, было непонятно – редкая печень выдержит такое количество спиртного. Похоронив мать, Женька совсем даже не воспрянул духом и не воспринял ее смерть как избавление, в отличие, кстати, от сестры, которая радости не скрывала. Женька убивался по матери, плакал на похоронах – и тогда у меня мелькнула мысль: «А ведь он ее любил. По-настоящему. Так, как любят только родителей. Не за что-то, а просто так. В Женькином случае даже не просто так, а вопреки».
Недавно мы собирались с одноклассниками – активные девочки (теперь уже не девочки, конечно, а тетеньки) нашли всех через социальные сети, все организовали. Молодцы, одним словом.
Женька приехал на джипе, был он хорош собой, в дорогом костюме, благородная седина в волосах. Он уже не плиточник, а владелец строительной фирмы.
Так получилось, что мы с ним пошли танцевать, потом разговорились, и он неожиданно разоткровенничался – понимал, что я все о его семье знаю. Слово за слово, разговор зашел о детях. Тема богатая, всегда есть что рассказать. Женька о своем сыне Сане говорил с гордостью, со сдержанной такой радостью.
– Знаешь, иногда выкинет что-нибудь такое, что волосы дыбом. Но я его ни разу – веришь – ни разу пальцем не тронул и голоса не повысил. Мать мне как прививку сделала – на всю жизнь. Я, когда Саня родился, поклялся себе самой страшной клятвой: мой сын никогда не переживет ничего такого, что пережили мы с Ларисой.
И тут я осмелилась и спросила:
– Но ты ведь все равно мать любил?
Женька вроде даже удивился такому вопросу, как будто я поинтересовалась, круглая ли Земля и правда ли, что Волга впадает в Каспийское море.
– Любил. Конечно, любил и люблю. Она же мать мне. Но то, что руку на меня, маленького, поднимала, а потом Лариску лупила, помню и не прощу. Так что когда Саня у меня что-нибудь этакое вытворяет, я иной раз кулаки об стену оббиваю, но его ремнем не наказываю, никогда. Жена иногда может шлепнуть, но не больно и не обидно – так, для порядка, нервы, знаешь, иногда не выдерживают. И то – я ей запретил это делать.
Вот так – Верка не воспитывала сына и делала все, чтобы он ее возненавидел. А поди же – добилась обратного результата. Но мой опыт говорит о том, что так бывает очень редко: отношения с ребенком, как и отношения с мужем, надо выстраивать – ежедневно, ежечасно.
А что же делать, когда все-таки сдают нервы?
Здесь нет рецепта. Можно оббивать кулаками стены, как мой одноклассник Женька (пардон, Евгений Васильевич), можно считать до десяти, при этом стараясь ровно дышать. А можно гаркнуть во все горло. Вы же живой человек, не манекен. Но не часто – и не грубо. Щадите достоинство своего ребенка. Старайтесь его понять. Если есть силы – объясните, почему это можно, а это – нет. И не наказывайте за оценки. Школа после одиннадцатого класса закончится, а ваши отношения продолжатся. Двойка за контрольную в пятом классе забудется, уж поверьте, и на качество образования в целом никак не повлияет. А вот безобразный скандал из-за двойки останется в памяти, и не исключено, что на всю жизнь.
Совет седьмой
Будь последовательна – запретила так запретила
Очень большая проблема любого родителя, особенно матери, – не дать слабинку. Вроде сначала запретила, потом ребенок начинает канючить, или его становится жалко, или просто уже нет сил объяснять, почему нельзя, и проще согласиться. Как опытная мама, должна сказать – это очень большая ошибка. Дети – хитрые создания ☺. Они постоянно пощупывают: до какого предела могут дойти в своих капризах. И если показать им, что из вас можно вить веревки, будьте спокойны: они эти веревки совьют, мало вам не покажется.
Алина – мать очаровательного десятилетнего негодяя Димы. Дима действительно невероятно обаятелен: хитрющие жгуче-черные глаза, длиннющие ресницы, кудрявые черные волосы. Смерть девчонкам, одним словом. Он развит не по годам: Алина приложила много сил, чтобы мальчик полюбил читать, у Димы отлично развита речь, он неплохо для своего возраста рисует. Но у Алины с недавних пор появилась серьезная проблема, которая ее мучает.
– Мы с Димкой все время, с самого его рождения, были друзьями. Ну мне правда с ним интересно, я могу отказаться от вечера с подругами, чтобы остаться с сыном. Мы любим валяться на диване и читать вслух, смотреть его и мои любимые фильмы. Если муж хочет присоединиться к нашей компании, мы не возражаем, конечно, но и вдвоем нам очень здорово.
Но в последнее время я стала замечать, что Дима относится ко мне как к подружке. То есть он, конечно, спрашивает у меня разрешения, например, не пойти в школу, если очень не хочется. Но если я говорю «нет», то пускает в ход весь арсенал приемчиков, чтобы меня уговорить: от грубой лести («Ты у меня, мамочка, самая красивая, самая любимая, ни у кого такой нет») до шантажа («Я все равно не пойду, только так бы я дома остался, а если ты не разрешишь, придется по улицам ходить. Я наверняка простужусь, заболею, тебе придется меня лечить. Билеты в театр пропадут, рисование пропущу»). И если эти дурацкие заходы не действуют, он начинает просто канючить на одной ноте или убеждать меня, что делать именно завтра в школе «ну совсем нечего», что там завтра не будет «ничего серьезного», что он «устал». И я сдаюсь. Чтобы хоть как-то сохранить лицо, говорю что-то вроде «Но только в последний раз» или «Тогда дам тебе дополнительные задачи по математике». Но этот хитрован прекрасно знает, что далеко не в последний раз и что никакие задачи он решать не будет – просидит у телика или проваляется с книжкой.