Назавтра Директория дала прием в его честь. Зал был набит битком. Представители Совета пятисот и Совета старейшин, приглашенные гости. Приезд кумира задерживался. Будь другой подобный случай, люди бы не стали ждать, а подняли бы такую «волну», что усидеть в зале было бы невозможно. А тут гробовая тишина.
— Генерал Бонапарт! — раздался чей-то голос.
Он вошел в зал с тыльной стороны. И по мере его подхода к сцене, где находилась Директория, зал вставал и бурно его приветствовал. Такого громкого, восторженного выражения своих чувств зал не слышал со дня падения Людовика XVI. Можно было подумать, что явился Спаситель мира. А он шел уверенно, с застывшим, непроницаемым лицом. Только изредка кивал то в одну, то в другую сторону.
Баррас спустился со сцены, чтобы поддержать героя, но тот легко и свободно поднялся наверх. Баррасу пришлось почти бегом подбежать к столику и, взяв саблю, встать перед Бонапартом.
— Дорогой и почтенный наш генерал, гордость Республики, победитель императоров и королей, — напыщенно начал речь Баррас.
Но Бонапарт тут же его поправил:
— Воюют полководцы, а те подписывают только капитуляции.
Зал засмеялся и дружно стал хлопать. Все поняли намек. Но Барраса трудно было сбить. Когда смолкла авация, он продолжил, бросив в адрес Бонапарта:
— При таких полководцах, как вы, — он слегка ему поклонился, — нам никогда не придется подписывать капитуляции.
— К тому же у нас нет королей, — эта реплика, сказанная вполголоса, но услышанная многими, принадлежала Шарлю.
Неизвестно, слышал ли Баррас ее или нет, но он продолжал воспевать заслуги стоявшего перед ним Бонапарта. А тот не то слушал его, глядя куда-то в сторону, не то о чем-то думал. Лицо его было серьезным. Он повернул к нему голову, когда тот заканчивал судя по интонации свою пылкую речь:
— Итак, Директория награждает вас этой… э… — он запнулся.
— Саблей, — кто-то шепнул сзади.
— Э… Этим оружием, — и вручил ему саблю.
Бонапарт принял ее, глаза радостно сверкнули. Он пробежался взглядом по ножнам, на мгновение застыл на рукояти, потом стал извлекать саблю наружу. По мере выдвижения она все сильнее сияла своим смертельным блеском. Наверное, в это мгновение ему слышался гром канонады, грозный лошадиный топот и яростный вой кавалеристов. Глаза его пожирали лезвие, на котором отражался отблеск свечей. Когда сабля целиком оказалась снаружи, он, сделав замысловатое движение, показал, что отлично владеет этим оружием. Затем прикоснулся к ней губами, осторожно, точно это была стеклянная реликвия, спрятал ее в ножны. Подойдя чуть ли ни на край сцены, глядя в зал, сказал:
— Клянусь, во имя величия Франции я не пожалею и собственной жизни.
Талейран, оказавшись рядом с Сийесом, шепнул ему на ухо:
— Готовьтесь, французы, умирать за Францию, если уж он не пожалеет своей жизни, о других и говорить нечего.
— Так зачем вы его… — Сийес не договорил.
— Пока Франции другого не дано, — поняв его, ответил Шарль.
Но собравшимся его слова понравились. Зал стоя долго, бурно и восторженно приветствовал его слова. Талейран, хлопая со всеми, опять не удержался, чтобы не шепнуть Сийесу:
— Предложи им, — он кивнул на зал, — избрать его первым консулом, они немедленно поднимут руки.
Тот согласно моргнул глазами.
По всему было видно, что эта первая военная награда, та обстановка, в которой проходило награждение, на всю жизнь врежутся в память Бонапарта. Этот подарок стал для него очень дорогим. А с такими не расстаются всю жизнь. Разве что в особых случаях.
Глава 4
Графиня Жозефина Богарнэ, одна из прекраснейших женщин Парижа, на этот раз дольше обычного задержалась в гостях у своей дочери — красавицы Гортензии, мало в чем уступавшей своей матери. Графиня заигралась со своим внучонком. Она даже не скрывала от дочери, что внучонка любит сильнее, чем ее и сына Евгения.
— Не обижайся, — говорила она ей, видя, что при этих словах та обидчиво надувалась, — ты это поймешь, когда сама станешь бабушкой.
Маленький внучок был подвижным, шаловливым мальчиком. Он часто донимал и смешил свою бабулю разными, порой нелепыми вопросами. Ну, например, такими: «Почему ты носишь юбки?» И тут же сам отвечал: «Ты прячешь свои страшные ноги!» Это не оскорбляло бабушку, ибо она прекрасно знала, что они у нее очень красивы. Это она слышала от многих мужчин, отменных знатоков прекрасного. Поэтому она от души смеялась над словами внучонка и премило говорила, что это не так. Хотя ей было интересно, кто мог научить такому мальчика. Тот долго не запирался и с детской наивностью сказал, что это садовник Жан. Тому, бедняге, пришлось потом долго оправдываться.
Хотя графиня и называла себя бабушкой, но она была весьма молодой бабушкой. Она выдала замуж свою дочь чуть ли не девочкой. Да ее и саму, темпераментную креолку, в свое время поджидала такая же судьба. Жозефина Гаспар де Таше родилась на далекой солнечной Мартинике. Ее мать, аборигенша Роза Клер, произвела на свет дочурку от мужа-француза, наградив ее всеми прелестями местного колорита. Как все южные женщины, Жозефина созрела быстро. По мере взросления в ней развивалась присущая креолкам грация, наполненная плавностью, мягкостью, порой раскованностью и даже леностью. Похотливые взгляды мужчин все чаще останавливались на этом юном создании, грозя семье большими неприятностями. На это первой обратила внимание ее тетка Мария Дезире Реноден. Она хорошо знала жизнь острова. Ей было известно, что главную опасность представляли матросы, которых здесь много было.
Тетка пришла к сестре, матери Жозефины, и предложила скорее выдать дочь замуж.
— А то гляди, как бы не принесла в подоле.
— А где взять жениха? — поинтересовалась та.
— Есть! Да еще какой! Граф!
На острове была одна графская семья по фамилии Богарнэ. Граф, генерал-губернатор острова, был неравнодушен к жгучей креолке Марии, тете Жозефины. У Богарнэ был сын Александр, лейтенант королевской армии. Вполне самостоятельный человек. Когда жених увидел свою будущую невесту, на короткое время потерял даже дар речи.
Свадьба состоялась, и они уехали в Париж. Поселились на улице Тевеню. Их дом был угрюмый, холодный, застывший в своей пышности. Вскоре в Париж переехал и сам Богарнэ, который не мог оставить на Мартинике свою любовь. Таким образом, тетка оказалась рядом.
Грянула революция. Графа Александра Богарнэ за предательство интересов Республики приговорили к смертной казни. Гильотина работала безотказно. Жозефина стала вдовой, несмотря на свой юный возраст, с двумя детьми и без средств к существованию. И вдовой ее сделали эти злые якобинцы. Правда, ходили слухи, что якобы это было сделано исключительно из-за его прекрасной жены, в которую влюбился один из видных деятелей революции.
Удрученную, горюющую племянницу тетка не оставила и привела ее в салон мадам Терезии Тальен. Завсегдатаями были там разные пройдохи, развратники, карьеристы, жулики… Чтобы попасть в такой салон, женщина должна была показать тело. Жозефину не надо было учить. Она преподнесла себя с таким искусством, как будто занималась этим постоянно. Однажды там побывал Баррас. И вскоре этот «двигатель» революции оказался у ее ног. Жизнь повернулась к ней своей солнечной стороной. Казалось, этому не будет конца. Но все полетело к чертям, когда она увидела там странного человека. Он сильно хромал. Его горящие глаза, казалось, так и просвечивали людей. Его взгляд упал на ее стройную, гибкую фигуру. Она поняла, что очаровала его своим вздернутым носиком, внутренним огнем и знойной томностью. А он подумал: «Вот это находка! Она окупит многое».