Не так далеко от могилы отца Валентина, но на другом участке, похоронена его дочь — Вера Валентиновна Амфитеатрова (1876–1948). А вот его сын, известный в свое время писатель Александр Валентинович Амфитеатров (1862–1938), покоится очень далеко от батюшки. Он прославился на всю страну в 1902 году, когда в газете Власа Дорошевича «Россия» появился его фельетон «Господа Обмановы», в котором автор очень иронично и остроумно изобразил царскую семью. В результате «Россия» была закрыта, а сам Амфитеатров отправился в ссылку в Минусинск. Тем не менее у него до революции вышло очень много сочинений самых разных жанров — повести, романы, «литературные статьи», драмы, и Амфитеатров считался довольно популярным беллетристом. В «Новом Брокгаузе» ему отведена немалая статья и, между прочим, написано так: «…известный писатель, сын протоиерея Архангельского собора, по матери племянник А. И. Чупрова». Как ни был отец Валентин любим москвичами, но вне церковной сферы, в жизни светской, он оставался безымянным протоиереем Архангельского собора, который и упоминался-то лишь в связи с его сыном. Отдельной статьи в словаре он не удостоился. Теперь все ровно наоборот: о сыне памяти почти не осталось, да он оказался не таким уж и значительным литератором; как писала о нем критика, в его сочинениях «легкость манеры преобладает над художественною выдержанностью», а отец посмертно сделался знаменитым и уже, вероятно, никогда не будет забыт.
Кроме славы беллетриста А. В. Амфитеатров приобрел известность как один из главных организаторов сети масонских лож в России. Начиная с 1908 года, он, вместе с французскими братьями — Досточтимыми Мастерами, — основал в России несколько лож и посвятил в масоны множество людей. В 1920 году Александр Амфитеатров эмигрировал. Умер он во Франции.
Рассказать обо всех, даже хотя бы сколько-нибудь известных людях, похороненных на Ваганьковском кладбище, невозможно. Это все равно что рассказать всю историю России в одной статье или в одной книге. Можно назвать еще таких выдающихся, известных миллионам людей, похороненных здесь, как Павел Воинович Нащокин (1801–1854), Петр Петрович Булахов (1822–1885), Нил Федорович Филатов (1847–1902), Иван Егорович Забелин (1820–1908), Федор Никифорович Плевако (1842–1908), Варвара Васильевна Панина (1872–1911), Иван Владимирович Цветаев (1847–1913), Климент Аркадьевич Тимирязев (1843–1920), Алексей Александрович Бахрушин (1865–1929), Инга Григорьевна Артамонова (1936–1966), Александр Петрович Старостин (1903–1981), Юрий Александрович Гуляев (1930–1986), Людмила Алексеевна Пахомова (1946–1986), Михаил Иванович Царев (1903–1987), Андрей Петрович Старостин (1906–1987), Андрей Александрович Миронов (1941–1987), Лев Иванович Яшин (1929–1990), Георгий Иванович Бурков (1933–1990), Эдуард Анатольевич Стрельцов (1937–1990), Игорь Владимирович Тальков (1956–1991), Аркадий Иванович Чернышев (1914–1992), Анатолий Владимирович Тарасов (1918–1995) и еще многие сотни известных людей.
Михаил Александрович Дмитриев заканчивает свое «Ваганьково кладбище» пожеланием самому бы лежать тут когда-нибудь. «Душно в стенах монастырских, и мрачно, и тесно! — пишет он. — …Здесь я хотел бы лежать, и чтоб здесь вы меня посетили…» Увы, посетить Михаила Александровича, с которым мы, как с Вергилием, прогулялись по Ваганькову, невозможно. Он как предчувствовал, что не покойно ему будет в стенах монастырских. А похоронили его — не то что Даля! — на престижнейшем московском погосте, в Даниловском монастыре. Но в 1930-е годы, после того как монастырь закрыли, весь его некрополь был уничтожен. Не сохранилась и могила Дмитриева.
Как хорошо тут лежать…
Плохая им досталась доля…
Дорогомиловское кладбище
Не было в Москве, пожалуй, другого кладбища, расположенного столь же живописно, как Дорогомиловское. Оно находилось на высоком рельефном берегу Москвы-реки между Дорогомиловской заставой и Окружной железной дорогой. И с реки или со стороны Пресни кладбище смотрелось так же, как теперь смотрится Нескучный сад из Хамовников: полоса густого леса длиною с версту и шириною в 100–150 саженей.
Дорогомиловское кладбище возникло в «чумном» 1771 году. Но до 1812 года оно оставалось ничем не примечательным погостом, на котором хоронили самый простой московский люд: в основном крестьян из западных губерний — помещичьих дворовых или отпущенных в столицу на оброк.
А во время Отечественной войны здесь было похоронено много погибших или умерших от ран солдат и офицеров. И не только русских, но и французов. Чаще всего в источниках упоминается братская могила, в которой были похоронены 300 русских воинов — участников Бородинского сражения. Но, скорее всего, их там было похоронено гораздо больше. И не только в этой могиле.
Вообще, период с 26 августа (день Бородина) по 11 октября (освобождение Москвы от неприятеля) — это одно из темных пятен нашей истории. Действительно Кутузов и Ростопчин осуществили тогда невиданную по масштабам эвакуацию. Но при этом в первую очередь они спасали то, что могло быть реально полезным для борьбы с супостатом, — чудотворные иконы, мощи святых, священные сосуды, другую церковную утварь. Но уже для того, чтобы вывезти менее полезное имущество, как-то: полторы сотни пушек и 75 тысяч ружей, у эвакуаторов не хватило ни времени, ни энергии, ни транспортных средств. Все это досталось неприятелю. И, судя по всему, во всем городе нашлась только одна Наташа Ростова, пожертвовавшая частным ради общего. Потому что в Москве, по разным данным, на милость врага было оставлено от 10 до 23 тысяч раненых участников Бородинского дела. Для них не нашлось подвод. И в результате почти никто из них не выжил: кто-то погиб при чудовищном пожаре, кто-то умер из-за отсутствия ухода, а кого-то и казнили оккупанты.
И, конечно, вряд ли на Дорогомиловском кладбище могло быть похоронено всего 300 человек. Если только в какой-то одной могиле, над которой в 1849 году на средства известного промышленника мануфактур-советника Прохорова был установлен памятник — кирпичная стела, облицованная железом и увенчанная золотою с крестом главкой, напоминающая монумент на Бородинском поле. На ней была надпись: Сей памятник воздвигнут над общею могилою трехсот воинов-страдальцев и раненых в Бородинской битве и умерших на пути в Москву 1812. Остальные воинские могилы, не отмеченные долговечными памятниками, по всей видимости, исчезли еще в первой половине XIX века. Почему и сложилось представление, будто на Дорогомиловском кладбище было похоронено только 300 участников Бородинской битвы.
В советское время стелу разобрали, потому, скорее всего, что, выполненная в традициях архитектуры православных надгробий, она не соответствовала новым представлениям о памятниках над воинскими захоронениями. Кстати, тогда же взорвали и ее прообраз — монумент на Бородинском поле, с могилой Багратиона заодно. И на месте этой стелы установили гранитный обелиск с надписью: Братская могила 300 воинов-героев Отечественной войны 1812 года, павших смертью храбрых в Бородинском сражении. Сооружен Мосгорисполкомом в 1940 г.
Какое-то время обелиск стоял на своем законном месте, хотя само кладбище было уже закрыто и постепенно ликвидировалось. А в начале 1950-х годов его перенесли в Фили — к «Кутузовской избе». Есть несколько версий о судьбе останков трехсот воинов из братской могилы. В большинстве источников говорится, что они теперь там, где стоит обелиск, — то есть у «Кутузовской избы». Существует также мнение, что их перезахоронили на Ваганьковском кладбище. Но, например, дорогомиловский краевед и старожил этого района Федор Федорович Егоров, на глазах которого Дорогомиловское кладбище ликвидировалось и застраивалось, утверждает, что погребенных там солдат-бородинцев вовсе не перезахоранивали, — они так и остались лежать на своем прежнем месте. И это очень правдоподобное мнение. Во-первых, после ста сорока лет их упокоения в сырой земле едва ли там вообще уже оставались какие-то следы человека. А во-вторых, это же был чисто символический акт перенесения останков. И для этого можно было откопать всего несколько косточек или даже просто перенести из старой могилы на новое место горсть земли.