История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Рябинин cтр.№ 37

В начале 1980-х годов парк, устроенный на кладбище Алексеевского монастыря, был рассечен широкой трассой третьего кольца. Когда строители прокладывали дорогу, вместе с грунтом в экскаваторный ковш нередко попадались надгробия, обломки подземных склепов, полуистлевшие гробовые доски, самые скелеты. Благодаря этим раскопкам местные мальчишки могли на практике совершенствовать свои знания в области анатомии: они находили на стройке черепа, бегали потом с ними повсюду, как оглашенные, приносили их в школу и пугали одноклассниц. Совершенно не исключено, что им попался череп генерала Шанявского, — так, может быть, и спустя многие годы после смерти основатель Народного университета послужил делу народного просвещения.

Теперь бывшее монастырское кладбище поделено надвое: меньшая его часть находится с внутренней стороны третьего кольца возле церкви Алексия Человека Божия (XIX в.), а большая — с внешней стороны, у церкви Всех Святых (XIX в.). И вот эта часть — с внешней стороны кольца — вполне может вновь сделаться действующим кладбищем. Недавно там была построена поминальная часовня. А уже в самое последнее время — в начале 2000-х годов — неподалеку от часовни появилось несколько деревянных крестов. Под ними покоятся умершие насельники богадельни Всехсвятского прихода. Среди прочих, здесь похоронена монахиня Серафима (К. А. Розова), почившая в 2001 году на сто первом году жизни! И уже совершенно потрясающе, что эта немолодая, прямо сказать, красносельская прихожанка в год выпускала по книге! Эта старица была настоящей достодивностью не только отдельно взятого прихода, но, может быть, и всей Москвы.

Где-то в начале 1920-х епископ Вассиан (Пятницкий), причисленный впоследствии к лику святых, благословил двадцатилетнюю Ксению Розову монашествовать. А вскоре она приняла и самый постриг с именем Серафима. В те годы даже икону иметь дома было небезопасно, а уж монашествование считалось вообще чем-то вроде шпионажа. Матушка Серафима закончила когда-то Высшие Литературные курсы, и, хотя впоследствии стала медицинским работником и даже кандидатом меднаук, она всегда, до последних дней своих, была литератором, настоящим литератором, для которого не существует возраста, которому творчество лишь придает сил и продлевает годы. Матушка каждый год, начиная с 1997-го, выпускала по объемистой книге — Православному церковному календарю-святцам, причем сама писала многие статьи для этих изданий. Незадолго до смерти она закончила книгу о своем духовном наставнике — новомученике Вассиане (Пятницком). И еще она всю жизнь изучала творчество А. С. Пушкина. В частности, незадолго до смерти матушка Серафима выпустила брошюру «Святитель и поэт», в которой она еще раз вспомнила историю стихотворного диалога о смысле жизни между митрополитом Филаретом (Дроздовым) и А. С. Пушкиным.

Все, кому посчастливилось беседовать со старицей, замечали, какая же у нее отменная память. На сто первом году жизни она великолепно все помнила: и как ее благословлял патриарх Тихон, и о чем вчера они говорили со священником. Вот уж истинно — сердце чисто, светел ум. Счастлив тот, кто успел повидать матушку Серафиму, кому удалось поговорить с ней, услышать ее мудрые слова, — счастлив, потому что, повидав человека, не знающего уныния, сомнений, не знающего праздности в сто лет! — всякий вряд ли уже сам станет унывать, сомневаться, вряд ли позволит впредь душе лениться. Впрочем, кому не посчастливилось повидать старицу при жизни, приобретет не меньшую пользу для души, побывав на ее могиле в Красном Селе.

Число новых захоронений в Алексеевском монастыре будет, по всей видимости, расти, — потому что из богадельни путь для старичков, увы, только один — на погост.

Сейчас многое восстанавливается заново: храмы, монастыри, памятники истории и культуры. Но, кажется, не было еще такого, чтобы возродилось какое-либо кладбище на прежнем своем месте. Может быть, Алексеевское монастырское будет первым таким кладбищем.

Прошло уже три века после того, как началось государственное наступление на Божии нивы — приходские кладбища в черте города. Сколько их всего уничтожено было в столице, наверное, и подсчитать невозможно, — сотни! Но, — как ни удивительно, — некоторые из них сохранились и поныне. И теперь эти реликтовые погосты, дожившие до наших дней со времен весьма отдаленных, вполне можно отнести к ценнейшим достопримечательностям столицы. Большинство таких погостов представляют собою немногочисленную группу разного типа камней вблизи церкви — вросших в землю, покрытых мхом, с едва различимыми надписями, а чаще вовсе безымянных. Но есть и такие нивы, которые и теперь не утратили основного своего назначения — быть местом упокоения новопреставленных. Больше того, некоторые из них даже и увеличились, разрослись в последние годы.

Практически все эти кладбища находятся довольно далеко, даже по нынешним меркам, от центра города. И, строго говоря, собственно московскими они не являются. Они относились к окрестным селам, и попадали в черту города по мере роста Москвы.

* * *

Из сохранившихся и действующих бывших приходских кладбищ теперь ближайшее к центру Москвы — Алексеевское. Самое село известно с XIV века. Но кладбище имеет не столь почтенный возраст. Считается, что оно появилось только в XIX веке: старый Алексеевский погост — ровесник селу — находился у церкви Алексея Человека Божия (1620-е годы) и пришел в упадок, а затем и вовсе исчез, после того, как в 1824 году церковь была разобрана; но в селе существовал еще один храм — Тихвинской иконы Богоматери, и селяне стали хоронить своих умерших вокруг этого храма. Так образовалось нынешнее Алексеевское кладбище. Но, возможно, его возраст нужно отсчитывать от времени возникновения старого кладбища: дело в том, что Алексеевская церковь стояла поблизости от нынешней Тихвинской. И вполне может быть, что новый храм унаследовал целиком кладбище от разобранного старого.

На дорожке, уходящей в сторону от южной стены Тихвинского храма, стоит железное распятие на выкрашенной в белый цвет «голгофе». На надгробии надпись: Здесь погребено тело московского купца Ивана Петровича Носова. Скончался 23 августа 1844 года. Жития его было 53 года и 6 месяцев. Возможно, это старейшая могила в Алексеевском. Во всяком случае, более ранних захоронений на невеликом этом кладбище нам не встретилось. А могилы первой половины XIX века — большая редкость и для «чумных» кладбищ, которые старше Алексеевского, при Тихвинском храме, как считается, почти на полвека. К тому же совершенно очевидно, что купца похоронили у Тихвинского храма не первым. И даже не одним из первых. Его могила не под самыми стенами храма, а несколько в стороне. Значит, к 1844-му там уже был приличный погост. Поэтому вполне вероятно, что Алексеевское кладбище все-таки старше, чем принято считать.

Еще на одном старом алексеевском надгробии написано: Нежинский грек Дмитрий Николаевич Баффа. Скончался 16 июня 1881 года на 61-м году жизни. Этот Баффа остался бы совершенно безвестным греком, если бы не послужил прототипом для персонажа пьесы «Свадьба» А. П. Чехова — «иностранца греческого звания по кондитерской части» Харлампия Спиридоновича Дымбы. Это не без помощи нежинского своего соплеменника грек-кондитер Дымба обогатил русскую речь знаменитым выражением «в Греции все есть».