Ком. В глубину - читать онлайн книгу. Автор: Роман Злотников cтр.№ 43

Основным поводом, который побудил профессора сделать эту столовую, было не создание для персонала более комфортных условий работы. Нет, Ком был местом максимально прагматичным, и благотворительность здесь была отнюдь не в чести. Дело заключалось… в стерильности. Как было подсчитано, если бы персонал ходил на обед куда-нибудь в заведения поселения, то есть за пределы клиники, то ему сначала требовалось бы переодеваться для выхода, а после возвращения надо было снова проходить санобработку, наново переодеваться, причем не в утренний комплект рабочей одежды, а в свежий, ибо иначе строгие требования по стерильности соблюсти было невозможно. А это сразу увеличивало затраты на стирку и обработку униформы. К тому же следовало учитывать опасность того, что, в случае обеда за пределами клиники, кто-то из персонала может прихватить снаружи каких-нибудь булочек или, скажем, копченого мясца. Ну, для задержавшегося за каким-нибудь сложным анализом и не пошедшего на обед коллеги, или для себя любимого… Это непременно влекло за собой появление на рабочих местах, либо поблизости от них, крошек, пыли, волоконец мяса, кусочков овощей… последствием чего непременно стало бы возникновение и развитие во всяких укромных местах колоний бактерий. Вот почему наличие собственной столовой стало единственным разумным выходом, а ее посещение для персонала было строго обязательным и оплачивалось автоматически. То есть необходимая сумма просто вычиталась из начисленной зарплаты, и на линк перечислялась сумма за минусом оплаты питания. У Андрея после всех выплат она составляла двадцать кредов в саус, но штатный персонал, естественно, получал куда больше его, поэтому для них эта трата была не слишком обременительной. Кормили же здесь довольно вкусно и достаточно обильно. Так что грех было бы жаловаться, если бы не одно но…

Приблизившись к столовой, Андрей притормозил, глубоко вздохнул и решительно шагнул внутрь… после чего едва не скривился от разочарования. Потому что его надежды на то, что причина, по которой он специально пришел попозже, понадеявшись, что хотя бы этот прием пищи ему удастся провести без излишних раздражителей, не оправдались. Тишлин была здесь и, едва только он появился на пороге, довольно заорала:

— Привет, Найденыш! А я уже по тебе соскучилась!

Тишлин была кларианка. Кларианцы занимали в Коме особенное, можно сказать, несколько привилегированное положение… Ото всех до сих пор виденных Андреем рас они отличались тем, что имели странный смугло-красный оттенок кожи, вследствие чего их можно было с гораздо большим основанием именовать «краснокожими», чем, скажем, американских индейцев, а их волосы имели довольно пеструю окраску, в которой встречались пряди множества цветов и оттенков — от синего до бордового и фиолетового. А еще они считались расой, среди представителей которой наиболее часто встречались люди с природной чувствительностью к хасса. И их привилегированное положение заключалось в том, что существенная часть кларианцев, находящихся в Коме, прибыла сюда не в наручниках, а по вольному найму и, соответственно, на гораздо лучших условиях. Вследствие чего, кстати, они не так часто встречались среди бродников, зато в качестве обслуживающего персонала, причем высокоуровневого, и медиков, наоборот, были весьма нередки. И Тишлин была как раз из таких, вольнонаемных.

— Ты как, все еще намерен бегать от меня? — между тем продолжила Тишлин. — Неужели я такая страшная? — и она расхохоталась. И все, сидевшие рядом с ней за ее столом, заржали вместе с ней. Андрей промямлил что-то невразумительное и, быстро набросав на поднос полуторную порцию (жрать после занятий в тренировочном покое хотелось просто жутко), устроился в дальнем от Тишлин углу.

Кларианка была одной из трех женщин, работавших на профессора, и, вследствие как всеобщего несколько экзальтированного отношения к женщинам, являющегося результатом дефицита женского пола, так и своей весьма незаурядной внешности, вела себя как королева клиники. Впрочем, почему — вела, она ей и являлась… По клинике ходили упорные слухи об очень неформальных отношениях между Тишлин и Бандоделли, основанные на том, что профессор и кларианка проводили много времени вдвоем в апартаментах директора, но кроме слухов никакой достоверной информации не имелось. В первую очередь потому, что никто не мог понять, почему, если эти отношения действительно есть, профессор и кларианка их так упорно и искусно скрывают? Ибо во всем остальном они оба вели себя так, как будто их действительно ничего не связывает. Кларианка напропалую крутила с персоналом и пациентами, причем для многих из тех, кто поддался на ее провокации, дело очень часто заканчивалось весьма плачевно. А профессор не обращал на это никакого внимания, зато время от времени посещал местный бордель. Андрей же познакомился с этой женщиной только после начала второго курса интенсивной терапии, когда уже стало понятно, что результаты первого курса в его организме не смогли стабилизироваться.

Это произошло в первый же день второго курса, когда Андрей, следуя за курсором, который вывесил перед его глазами (ну так это казалось) резко прибавивший в возможностях после пробуждения природной чувствительности к хасса его симбиотический линк, добрался до отсека, в котором у него должна был состояться импульсная процедура. Достигнув цели, Андрей толкнул дверь и… замер на пороге, уставившись на очень необычно выглядевшую, но несомненно красивую, причем, красивую яркой, вызывающей и очень возбуждающей, слегка порочной красотой, женщину. Но вовсе не эта красота заставила его замереть на пороге. Дело в глазах. Они были точь-в-точь как у Иллис. Именно точь-в-точь. Хотя во всем остальном Тишлин и Иллис были скорее полными противоположностями… Кларианка обернулась, зафиксировала его оторопь, довольно улыбнулась и, величественно поведя пальчиком, эдак по-королевски приказала:

— Проходите сюда, пациент, и раздевайтесь вон там, за ширмой. А затем ложитесь вон на то ложе. После чего я погружу вас в импульсную камеру.

Андрей молча выполнил все, что она ему приказала. Но когда ложе, на которое он улегся, начало медленно вдвигаться в кольца импульсной камеры и достигло уровня, при котором верхняя половина тела землянина уже оказалась внутри камеры, кларианка встала из-за своего пульта, подошла к камере и бесцеремонно пощупала его «хозяйство».

— М-м-м, очень неплохо. Пожалуй, у тебя есть кое-какие шансы, малыш.

Андрей полыхнул так, что если бы ложе с ним уже не вошло внутрь камеры настолько, что быстро выбраться из ее внутренностей не представлялось возможным, он бы, наверное, соскочил бы с него и, как был, в чем мать родила, выскочил в коридор. На чем, вероятно, его пребывание в клинике и закончилось бы: в том, что касалось соблюдения режима процедур и тренировок, Бандоделли был совершенно безжалостен. Однако сразу сделать это он не смог, а пока шла процедура, Андрей успел немного успокоиться и оценить все произошедшее не эмоционально, а рационально. Если он не хотел, чтобы проблемы с его организмом поставили крест на его дальнейших перспективах, то ему были нужны эти процедуры, ему был нужен учитель и, следовательно, ему необходимо оставаться в клинике как можно дольше. А всякие эмоциональные характеристики типа приятно/неприятно или с удовольствием/невыносимо и стыдно/нестыдно следовало железной рукой вынести за скобки. Ему это надо — он это сделает. Не смотря ни на что.