И с первого раза уложила обоих мужчин – то ли сказались часы, проведенные в тире с Рорком, то ли во сне тебе всегда сопутствует удача. Женщины бросились наутек. На руках у одной громко плакал младенец.
Нет, подумала Ева, пусть всего у одной и всего лишь во сне, но она должна спасти этого ребенка. И Ева бросилась вдогонку. Она даже не остановилась, чтобы взглянуть на сбившихся в кучку детей.
– Быстро назад в дом! Забаррикадируйте дверь и ждите меня, – бросила она на бегу.
И устремилась дальше.
Женщины разбежались в разные стороны. И Ева побежала за той, что уносила младенца.
– Стой! Нью-йоркская полиция! Кому говорят, стой! Или, клянусь Господом Богом, буду стрелять в спину!
Женщина остановилась и медленно обернулась.
– Это в твоем духе, – сказала она.
Ева с ужасом заглянула в лицо собственной матери. Из глубокой раны на шее Стеллы ручьями стекала кровь.
– Ты уже мертва.
– Нет, это только так кажется. Сколько раз ты должна убить меня, прежде чем наконец успокоишься?
– Тебя убил Маккуинн. Даже если я посажу тебя в клетку, ты все равно будешь дышать.
– Я была бы жива, не лезь ты в мою жизнь.
Она и не лезла. Впрочем, какой смысл объяснять. Даже в снах Стелла ни за что бы не стала ее слушать.
– Это старая песня. И она мне надоела. А пока отдай ребенка.
– С какой стати? Можно подумать, ты не знаешь, сколько дадут нужные люди за эту маленькую сучку. Мне ведь надо на что-то жить. Тебе не понять, каково нам здесь и сейчас. Это сущий ад. Я прошла сквозь него. Как, по-твоему, почему я стала такой, какая есть?
– Она тоже сквозь это прошла, – раздался рядом с Евой негромкий голос доктора Миры. – Как и многие другие. Ева, она сделала свой выбор, так же как и я свой. Как и ты. Ты сама это знаешь. Ее никто не принуждал. Это было ее собственное решение.
– Откуда ей это знать! Чертова шарлатанка в модных тряпках. Ей нужно одно – запудрить тебе мозги, как и всем им. Я же девять месяцев вынашивала тебя. Я произвела тебя на свет.
Мира даже не посмотрела в ее сторону:
– Ты знаешь правду, и ты знаешь ложь. Ты всегда их знала. Скажи мне правду.
– Я сделала себя сама.
– Верно. Ты сделала себя сама, причем вопреки ей. Она никогда не заботилась о твоем воспитании. Тогда зачем ты позволяешь ей манипулировать собой?
– Я больше не могу. Этому нужно положить конец.
– Вот и положи, – ответила Мира. – Положи этому конец. Сделай свой выбор.
– Положи ребенка, Стелла. И уходи. И держись от меня подальше.
– Ты меня не остановишь. Давай, вгони в меня пулю. Но я все равно вернусь. Кстати, может, мне стоит свернуть ей шею? Это так просто, косточки вон какие тонкие. Жаль, что я в свое время не свернула шею тебе. А ведь хотела. Какая гадкая ты была, вечно хныкала и орала, совсем как это создание.
– Вместо этого ты оставила меня с ним, чтобы он бил и насиловал ребенка, истязал всеми мыслимыми способами. Но, как видишь, я выжила.
– Убив нас обоих. Твои руки по-прежнему в крови. В крови Ричи. В моей крови.
– Ничего, с этим можно жить.
Так вот он, ответ. Она может с этим жить.
– Положи ребенка.
– Зачем она тебе?
Стелла положила руку на тонкую шейку.
Ева бросилась вперед. Ребенок вскрикнул.
– Дас!
Белла. Малышка Белла, дочь Мэвис.
В груди Евы клокотала ярость. Чувствуя, как из глаз текут слезы, она протянула вперед руку и прижала дуло ко лбу Стеллы.
– Отпусти ребенка, сука, или я вышибу тебе мозги.
– На кой ляд она тебе? Она не твоя.
– Они все мои. Мира, забери у нее ребенка.
– Разумеется. Иди ко мне, моя сладкая, – ответила та, забирая у Стеллы девочку. – Все хорошо, моя милая, – добавила она, легонько коснувшись губами детского лобика. – Ева не даст тебя в обиду.
– Подумаешь, еще одна сопливка. Там, где я ее взяла, таких не один десяток.
– Забудь. С тобой покончено.
В глазах Стеллы вспыхнул недобрый блеск.
– Что? Ты собралась меня пристрелить? – Она подняла руки. – Будешь стрелять в меня, безоружную?
– Нет, к чему мне убивать ту, что уже мертва. – Ева сунула пистолет в кобуру. Губы Стеллы растянулись в мерзкой улыбке. И тогда Ева вогнала кулак – вложив в удар всю свою злость, всю свою ненависть – ей в лицо. – Думаю, мне давно пора было это сделать.
Стелла лежала на тротуаре точно так же, как она лежала на полу в квартире Маккуинна. Кровь вокруг нее собралась в лужицу, которая в темноте ночи казалась почти черной.
– Можешь возвращаться сколько хочешь. И я снова тебе врежу.
– Молодчина! – похвалила ее доктор Мира.
– А где Белла? Где девочка?
– С ней все в порядке. Они все в безопасном месте. Тебе просто было нужно заступиться за кого-то невинного. Тебе легче постоять за них, чем за себя. Сегодня ты сделала и то, и другое. Я тобой горжусь.
– Я ударила мертвую женщину. Ты этим гордишься?
– Зачем же так буквально?
– Она еще вернется.
– И ты снова ей врежешь. Ты сильнее, чем она. Не только сегодня. Ты всегда была сильнее.
Мира взяла Еву за руку и посмотрела на зарево, полыхавшее в ночном небе.
– Это были страшные времена. Но именно тогда, а не в мирное время, появлялись как хорошие люди, так и плохие. Порой между ними почти нет разницы, за исключением выбора, который они делают. И тогда видно, кто перед нами – герой или злодей. Выбор – это самое главное. Так что будь внимательна.
– Чей выбор?
– Все началось здесь, ведь так? А теперь нам пора.
Ева проснулась; стало тепло и спокойно. Вокруг было темно. Никакой дрожи, никаких криков, грозящих расколоть череп. Пару секунд она просто лежала молча. Наверно, это был тихий сон, решила она, потому что Рорк спал рядом с ней сном младенца. А еще на ногах тяжелым грузом примостился кот.
И это никакой не кошмар, никакой не сон. И не окончательное решение. Скорее приближение к нему. Она еще подумает на эту тему – про выбор, который мы делаем, про то, с каким удовольствием врезала кулаком в лицо мертвой матери.
Ева затруднялась сказать, что это значит, что говорит о ней самой, но похоже, все не так уж и плохо.
Более того, с ее плеч как будто свалилось тяжкое бремя. Ей было легко на душе: она ощущала себя счастливой и окрыленной.
Ева поерзала по простыне, слегка приподнялась и присмотрелась. У нее не было привычки наблюдать за спящим Рорком. Да и как ей было за ним наблюдать, если он вставал раньше ее. Что до Евы, то сон чаще всего означал для нее блуждание по странным, тревожным видениям либо погружение в абсолютную бездну.