Мейси Снайдер, подумал он. Дженни Керв. Да, он запомнит их имена. Лейтенант права. Невинные жертвы – вот кого следует помнить.
13
Рорк застал жену в кабинете, где она чертила круги на своей доске.
– Надин не так уж и плоха, – сказала Ева. – Она сообщила примерно то же самое, что и Саммерсет. Не столько подробностей, как он, – до него ей далеко, – но мне хватит и этого, когда я отправлю Тисдейл запрос по Мензини. Ну а кроме Надин, Тисдейл и Кэллендер, у меня есть длинный список похищенных детей. Причем поделенный на две категории – тех, кого нашли и кого нет.
– И что это тебе говорит?
– Пока не знаю. Коллуэй слишком молод, чтобы быть похищенным во время Городских войн. Но, может, это один из его родителей? Или же к похищениям причастен кто-то из его дедов и бабок? Не исключено. Здесь нужно будет копнуть глубже. Этот хмырь никакой не химик, так что должно быть какое-то промежуточное звено. Иначе откуда у него вещество?
Рорк протянул ей бокал, который она забыла внизу:
– Ты даже не пригубила.
– Верно.
– И не поела.
Ева взглянула на свою доску.
– Ты можешь мне все рассказать, пока будешь есть. Я получил приказ накормить собственную супругу.
Ева нахохлилась, но затем вздохнула:
– С ним все в порядке?
– Сама знаешь, как это тяжело, возвращаться в прошлое, тем более в прошлое, полное ужасов. Сегодня он рассказал о Городских войнах больше, чем я когда-либо слышал от него за все годы, как мы с ним вместе. Скажу честно, я понятия не имею, кем он был до того, как спас меня, как взял меня к себе.
– Но ты и сам не интересовался. Как не интересовался и моим прошлым, пока я не попросила тебя об этом.
– Нет. Любовь без доверия? Значит, это вообще не любовь.
Ева видела: ему было тревожно видеть Саммерсета таким расстроенным и усталым.
– Пойду принесу нам что-нибудь поесть.
Рорк пробежал рукой по ее волосам и легонько поцеловал в губы.
– Я сам. Таков приказ.
Она вновь посмотрела на свою доску, вздохнула и тоже направилась в кухню, где Рорк уже был занят приготовлением – вернее, программированием – ужина.
– Рорк, кем бы он ни был раньше, у него доброе сердце, которое дрогнуло при виде мальчишки. Он взял на себя заботу о нем, дал все, что ему было нужно. Конечно, характер у него по-прежнему не подарок, но не это главное.
– Я не уверен, совсем не уверен, что без него я бы вырос настоящим мужчиной. Думаю, рано или поздно родной отец прибил бы меня, как он прибил мою мать, каким бы скользким и ловким я ни был. Не знаю. Но мне бы точно никогда не стать тем, кто я есть, без Саммерсета. Так что да, ты права, это самое главное.
Они вместе сели за небольшой стол рядом с окном. Рорк как будто в утешение пододвинул к ней тарелку спагетти с фрикадельками, к которым она питала немалую слабость.
Интересно, сидели ли бы они вот так, вместе, за этим столиком, сделай Саммерсет иной выбор в тот день, когда много лет назад подобрал на улице мальчонку, избитого до полусмерти собственным отцом. Пройди он тогда мимо, как сделали многие, или сдай Рорка полиции, разве сидели бы они сейчас вместе, запивая вином спагетти?
Рорк наверняка скажет: да, сидели бы, потому что мы созданы друг для друга. Увы, Ева не верила в такие вещи, как судьба.
Все, что мы делаем, все, что выбираем, представляет собой запутанный лабиринт с бесконечным количеством возможных решений и финалов.
– Ты какая-то притихшая, – прокомментировал Рорк.
– Он хотел для тебя что-то еще. Ты его, и ему хотелось для тебя чего-то еще. Или кого-то еще. Сейчас же он имеет дело со мной, как мы имеем дело друг с другом. Но он видел для тебя другое будущее. Так поступают все родители, верно я говорю?
– Что бы он там ни видел, главное, он хотел видеть меня счастливым. А он видит, что я счастлив. И еще он знает, как он сам сказал мне, прежде чем я поднялся наверх, сюда, что ты повлияла на меня в лучшую сторону.
На миг Ева лишилась дара речи.
– Нет, с ним явно что-то не так.
Рорк покачал головой и сделал глоток вина. Ева намотала на вилку «прядку» спагетти.
– Это заставило меня задуматься, прокрутить все как следует в голове, – она подняла вилку, – как эти спагетти. – С этими словами Ева отправила их в рот и намотала на вилку новую порцию. – Похитители. Им нужны были дети определенного возраста, беззащитные, из которых можно воспитать кого угодно. С точки зрения нормального человека, у большинства сторонников культа Красного Коня крыша была набекрень. Но не у всех. Чтобы у всех – так никогда не бывает. Наверняка были и другие дети – те, что прибились к ним сами. Женщины, которым казалось, что у них нет выбора, забитые, запуганные. Мужчины – безвольные или трусливые, не желающие думать за себя, перекладывающие ответственность на чужие плечи.
– Добавь к этому, что весь мир превратился в хаос в ручной корзине…
– Как это понимать? Это что за ручная корзина? Если это корзина, то у нее по определению должны быть ручки. Иначе как ее нести?
– Бывают корзины объемом в один бушель и без ручек. Их несут на плече, придерживая руками.
– А бушель это сколько?
– Он равен примерно тридцати пяти европейским литрам.
– Понятно.
– Вот что я хотел сказать, еще до ручных корзин. Человеческая природа такова, что некоторые люди стараются защитить детей. И даже прирастают к ним душой, особенно если провели вместе с ними какое-то время. Или же просят кого-то позаботиться о них, например, если это младенец.
– И тогда между ними возникает привязанность. Что ж, это мне понятно.
– Вместе с привязанностью возникают и мечты о будущем для ребенка. Ребенок должен быть зависим от вас во всем, будь то пища, крыша над головой, защита. Мира задала мне сегодня вопросы, заставившие меня задуматься на эту тему. Будучи ребенком, я боялся Троя и даже ненавидел его на каком-то уровне. Но я зависел от него. Да-да, не от нее, а от него. От нее я никогда не зависел.
Прозвучала ли в его словах боль или ей это показалось? Ева не знала. Впрочем, наверно, прозвучала, даже если совсем чуть-чуть.
– Наверно, именно по этой причине я запомнил его лучше, чем ее. Нет, не потому, что с ним я прожил дольше, а потому, что именно он кормил меня и поил, одевал и обувал. Но он был бессилен меня сломить. Наверно, я был сильнее, чем мы с ним догадывались, или же он не был таким умным, каким себя считал. А ведь ребенка нетрудно сломить, да что там – взрослого нетрудно сломить. Механизм прост и опробован: боль и вознаграждение, боль и вознаграждение, депривация, страх, и так до бесконечности. Более того, сломить можно даже добротой, главное, делать это с умом.