Слава богу, что остались еще на свете такие умненькие, благоразумненькие, воспитанные и тактичные барышни. Алёна после подобного предупреждения всенепременно полезла бы в бумаги и прочла бы их от строчки до строчки. Марина – не полезет. Можно выдохнуть.
Алёна выдохнула, а потом перелистнула страницу справочника. Буква Д. Вниз по столбцу фамилий… Дюбоннез Селин. Мулян. И номер телефона… Ничтоже сумняшеся записала его в память своего мобильного телефона и торопливо захлопнула справочник, услышав какое-то движение за спиной.
Оказывается, Клер наливала кофе во вторую чашку.
– Хотите? – спросила она. – И круассаны еще есть. Мне с ними все равно не справиться, Жако, наш буланже, очень много положил. Да вы садитесь, садитесь, у вас, наверное, ноги отваливаются после пробежки.
Отказаться не нашлось сил. Алёна с невероятным наслаждением опустилась на стул, вытянула усталые ноги (они еще не отваливались, но были очень близки к тому), откусила разом половину круассана и запила огромным глотком очень горячего и очень сладкого кофе с молоком. Вот только прямо сейчас выяснилось, что она, оказывается, больше всех напитков на свете любила кофе с молоком!
Я не успела позавтракать, – пояснила Алёна причину своего клинического аппетита Клер, которая подвигала к ней поближе еще и масленку, и нож. – Думала, быстро с пробежки вернусь, а свернула не туда и вместо дороги на Мулян оказалась в Нуайере. Лишних километров шесть отмахала, никак не меньше. Я подруге звонила, чтоб она не волновалась. Теперь вот подкрепилась – спасибо вам огромное! – и потихоньку пойду.
– Опять пешком? В Мулян? – с ужасом воззрилась на нее Клер. – Ничего себе!
– Да и что? – хохотнула Алёна. – Я очень люблю ходить пешком.
– А я люблю ездить, – сказала Клер. – Обожаю свой пикапчик. Я бы вас с удовольствием подвезла, но почтовый фургон из Монбара, с железнодорожной станции, задерживается, мне нужно его дождаться, а потом письма и газеты сортировать. Вы даже пешком успеете добраться. Хм, какие у вас маршруты разнообразные… Вчера я вас видела на дороге в Самбур, сегодня здесь.
И тут Алёну осенило. Клер видела ее на дороге в Самбур. Правильно, ее пикапчик мелькнул мимо просеки, где сначала стояли косуля с косуленком, а потом туда хотел свернуть человек на мопеде. А значит, Клер могла видеть мопедиста! Она здесь всех знает, не могла его не узнать, даром что на нем были каска и очки, которые делали его похожим на немецкого автоматчика. Ему только прорезиненного плаща не хватало и автомата в руки.
Прорезиненного плаща? Плащ… дождь…
Дождь!
Алёна вдруг поняла, почему ее так мучило это слово. Дождь, поля, доходящие до самого Муляна, зеленый автомобиль… Она почувствовала, что может не спрашивать Клер, видела ли та человека на мопеде и узнала ли его. Алёна и сама угадала, кто он такой. Другое дело, что по-прежнему оставалась непонятной причина, по которой он напал на нее. Но, может быть, это все же выяснится.
А может быть, и нет. Вряд ли старуха и ее пособник станут с Алёной объясняться и в своих грехах перед ней исповедоваться. Придется и дальше самой соображать. И если насчет старухиных грехов хоть что-то понятно, то насчет ее пособника по-прежнему темновата вода во облацех.
Хотя что тут темного? Все как раз ясно. А он-то был уверен, конечно, что Алёна ни о чем не догадается…
Интересно, почему ее все считают такой дурой? Древняя же истина, что внешность обманчива.
Ну ладно, пора идти искать такси. Первоочередная ее задача – добраться до Муляна и убедиться, что дома все в порядке. Остальное, в том числе срывание всех и всяческих масок, – немного погодя.
– Спасибо вам огромное! – Алёна оперлась на стойку, чтобы встать на свои усталые ноги. – Я уже вполне…
Какой-то конверт соскользнул со стойки на пол. Она наклонилась поднять и не поверила глазам. Даже засмеялась, глядя на него.
– Что там такое? – спросила Клер.
– Да вот конверт, – показала Алёна. – Кто-то забыл написать адрес. Нет, ну я понимаю – забыть или не захотеть написать, от кого и откуда письмо. Анонимка получается. Но не написать, куда и кому! Прямо фантастика какая-то.
– Да ну, пустяки, дело житейское, – сказала Клер, совершенно как Карлсон, который живет на крыше. – Довольно часто бывает, раз или два в месяц непременно такие письма попадутся. Сейчас, честно говоря, гораздо меньше, потому что люди вообще редко письма пишут, предпочитают по электронной почте общаться или эсэмэсками перекидываться. А лет двадцать назад еще много писали, ну и безадресные послания нередко встречались. Мы, конечно, их возвращали по обратным адресам, отправителям, но у меня сохранились несколько писем или открыток, которые отправляли туристы, бывшие в Нуайере проездом. Они жили в нашей гостинице «Le château Archabeaux», «Замок Аршамбо», и посылали сувенирные открыточки с видами Нуайера. Куда – надписать забывали, а обратный адрес просто так ставили: Нуайер-сюр– Серен, отель «Замок Аршамбо». И даже фамилию свою не ставили! И что с ними делать прикажете? Да вот сами посмотрите, у меня тут так и валяются некоторые письма. Надо было бы выбросить, конечно, а мне жалко. Вдруг, думаю, кому-то понадобится, вдруг объявятся люди, которые их писали.
Клер вытащила из ящика несколько открыток и письмо в длинном белом конверте (вернее, не в белом, а в пожелтевшем от времени). Алёна рассмотрела открыточки, посмеялась над наивными, восторженными описаниями реки Серен, шато, собора Сен-Мартин и вообще Нуайера с его осенними ярмарками виноделов, потом глянула на конверт – да так и замерла. На нем не было ни адреса отправителя, ни адреса получателя, а на месте последнего значилось только написанное беглым, сильно наклонным почерком имя: Patrie Gérard.
Патрик Жерар!
Из дневника Николь Жерарди, 1767 год, Париж
– Он мертв, – тихо сказала я и покачала головой, как бы не веря. – Да он ведь мертв!
Доктор мрачно хмыкнул, не отводя глаз от Себастьяна:
– Да уж, мертвей не бывает.
– Ой, а ваш-то батюшка его ждет! – взрыдала мамаша Мишю. – Как он такой удар переживет? Только обрел сына – и тотчас потерял его безвозвратно!
– Отцу нельзя говорить, – сквозь зубы, с невероятным трудом выдавила я. – Он этого не перенесет. Лучше сообщить, что Себастьян вернулся на время в монастырь.
– Разумно, – нехотя кивнул доктор и повернулся к двери. – Другого выхода нет. Я сам ему скажу, так, чтобы он на сына не обиделся, не разволновался. Скажу, что за молодым мсье Жерарди прислали от…
Он внезапно умолк. Умолк и уставился на дверь, сорванную с петель и небрежно прислоненную к стене. Собственно, смотрел он не на всю дверь, а на замочную скважину.
– Очень странно, – пробормотал доктор. – Очень странно!
– Что? – всхлипывая, повернулась к нему мамаша Мишю. – Что вы говорите, сударь?