И – да, этих четверых он недооценил, тем более не подумал о том, что драка в стесненных условиях была на пользу четверым против двадцати двух. А то, что обошлось раненными, случилось благодаря высокой подготовке его людей – простых солдат положили бы уже половину.
Мили за полторы до сожженной деревни, над которой еще поднимался дым, дорога пошли по низине, вдоль заросших кустарником обочин, а на небольшой возвышенности между нескольких корявых деревьев, сидели незаметными двое наблюдатели.
– Штерн, видишь там впереди?
– Скорее слышу, чем вижу…
– Ну? А теперь?
– Ух ты!
– Не ух ты, а беги к сержанту!
– А сколько их, как думаешь?
– Больше полутора дюжин! Да скорее беги!..
Пока показавшийся отряд выписывал загогулины по извилистой балке, быстроногий наблюдатель примчался к командиру и сходу выпалил:
– Отряд, сэр! Полторы дюжины или больше!
– Верховые?
– Так точно! Идут на рысях и некоторые в седлах бинтами замотаны.
– Стало быть – ранены?
– Так точно, сэр. Но это я издали определил, рассматривать времени не было.
– Колберг! – позвал сержант капрала.
– Слушаю, сэр.
– Ставь арбалетчиков так, чтобы первую пятерку за раз выкосили – там офицеры!
– Понятно, сэр!
– После этого ударим из кустов и, самое главное, Колберг, позаботься, чтобы никто не смог уйти, понимаешь? Мы постараемся, как можно дальше валить все это на мифическую четверку, которую они ищут.
– Я понял, сэр, ни один не уйдет.
– Всё! Всем по местам – удача сама идет к нам в руки!..
С полминуты в кустах было слышно шуршание, а потом все замерли и над дорогой повисла тишина. Ни птицы не нарушали ее, ни порыв ветра – только приближавшийся стук копыт.
Сержант Лансер чувствовал, что немного волнуется и скреб пальцем по еще окровавленному эфесу кинжала. Это был подарок – за верную службу, с четырехконечной звездой в основании эфеса.
Стук копыт становился все громче, а затем показались подпрыгивающие в седлах силуэты. Еще мгновение и в кустах зашептал старший арбалетчик:
– Четыре… три… два… начали!
Защелкали замки и каленые болты взвились в воздухе. Еще полмгновения и первая пятерка – как и заказывали, стала валиться с лошадей. Потом закричали, ударили сбоку остальные и сеча закрутилась, завязываясь в тугой узел.
Противник оказался не прост и хотя многие из оставшихся были ранены, взять их было нелегко. Солдаты бились на удивление стойко и не бежали по слону наверх, понимая, что это бессмысленно.
Подоспели арбалетчики со вновь заряженными инструментами и выбили еще пятерых – самых бойких. Потом уже стали просто добивать и еще через две минуты никого из противников не осталось.
– Никто не ушел? – спросил сержант, вытирая клинок пучком травы.
– Никто, сэр! – ответил капрал. – Они даже не пытались бежать, сэр!
– Да, удивительно.
– А вот и объяснение, – сказал капрал и подойдя к сержанту подал малую печать тайной канцелярии.
– Вот так история! – поразился тот.
– У них у всех такие, а вон у офицера – бляха побольше.
– Теперь понятно, почему они такие бойкие – и в плен не просились, и прочь не бежали.
– Гвардия, так их разэдак. Сколько они нам крови попортили, сколько товарищей положили.
– А сейчас сколько?
– Четверо убитых, один сильно ранен в ногу.
– Кто?
– Вильямсон.
– Верхом сидеть сможет?
– Сможет.
– Тогда перевяжите его покрепче, плесните дурмана, чтобы рана не болела и пусть верхом отправляет к границе. Тащить его с собой можем не можем. И дайте запасную лошадь.
– Слушаюсь, сэр.
– Наших отнесите подальше и похороните так, чтобы никто до поры не понял, что это мы здесь накорулесили.
35
Потеряв пятерых из состава и, насколько было возможно, уничтожив следы своего пребывания на месте боя, отряд двинулся дальше, держась зарослей, лесочков и сторонясь дорог.
Где было многолюдно – обходили, где пара прохожих – пережидали. И так, не слишком быстро, дотопали до самого вечера.
После очередного привала, сержант приказал выставить арьергард, чтобы в темноте в хвост отряду не пристроились лазутчики врага – такое случалось в темное время, когда отряд не замечает врага, а тот ожидает случая, чтобы убить командира или отравить на привале кашу.
В арьергард поставили двоих и они пошли в тридцати шагах позади, изредка останавливаясь, когда им казалось, что был подозрительные шорох.
– Эй, Леман, ты чего сегодня какой-то смурной? – шепотом спросил один из арьергардных.
– Тяжко как-то.
– Дык, мы через каждый час на привал становимся – чего тебе тяжко?
– Я не про это. Гнетет меня тоска – сил нет.
– Откуда тоска-то? Мы ж такую победу одержали да еще над кем – на шакалами самой тайной канцелярии. Я до сих пор радуюсь. Откуда тоска-то?
– Ну, победе этой я тоже обрадовался, но тоска у меня после той деревни.
– А чего не так?
– А того не так, Ряффи, что мы живых людей, как скот резали и даже не мужиков, а всех подряд!..
– Да не ори ты, – одернул его Ряффи и остановившись, прислушался. Потом они пошли дальше.
– Не понимаю я тебя, мы же не первый год служим, ты всякого повидал и карнейцев ненавидишь, а это были карнейцы, пусть бабы и дети малые, но карнейцы. И потом, я не заметил, чтобы ты задумывался в деревне – рубил и колол налево и направо.
– В том то и ужас, Ряффи, я ведь только позже отошел от этого безумия и обомлел, понимаешь?
Леман остановился и силясь в темноте разглядеть лицо товарища, продолжил:
– Я будто бы оттаял и посмотрел на руки, а они в крови, понимаешь? Когда я перестал быть зверем и вернулся к своей человеческой сущности мне стало страшно, Ряффи. Я несу теперь этот камень на себе, а он давит – нестерпимо давит.
– Ладно, пошли, – подтолкнул его напарник. – Давай просто идти, а то от своих отстанем.
Еще через полчаса их сменила другая пара, а они вернулись в общую колонну.
Вскоре подошли к удобному для ночлега месту и сержант Лансер распорядился вставать на ночевку.
Когда из полога было сделано подобие командирской палатки, из темноты к сержанту шагнул солдат:
– Сэр, я должен с вами поговорить, – сказал он негромко.