Стена. Глухая, холодная, шершавая стена. Уходила в обе стороны — на сколько хватает длины вытянутых рук.
Шаг. Второй. Третий…
Ткач в изнеможении упал, прижался спиной к стене, подтянул к животу колени. И закрыл ладонями лицо…
Частота шагов не менялась. Идущий по следу человек как издевался над ним. Словно четко знал, где искать Юрку и что ему никуда не деться. Поэтому не тропился.
Шаг. Второй. Третий…
Когда рядом по полу полоснул луч света от мощного фонаря, Юрка не выдержал и обернулся. И тут же уперся лбом в ствол автомата.
— Сиди и не дергайся, парень, — оглушил его ровный бас, — или схлопочешь пулю в голову, как твой дружок. Кивни, если понял.
Тот кивнул. И зажмурился от яркого света.
Луч долго исследовал его лицо. Очень долго — до сильной рези в глазах. Потом фонарь погас.
В полном мраке тот же ровный бас неожиданно спросил:
— Твоя фамилия Ткач?
— Д-да.
— Старший брат есть?
— Есть. То есть был.
— Служил в спецназе?
— Д-да.
— Брата Андреем звали?
— Точно, Андреем…
Фонарь снова вспыхнул, осветив пол и кусок светлой стены. Автомат уже висел на плече омоновца, а сам он присел перед Юркой на одно колено. Он огромен, плечист; по широкому лицу с крупными чертами блуждает улыбка. Не надменная, не злая — обычная человеческая улыбка.
Растерянность Ткача достигла апогея.
Он почувствовал, как от напряжения затряслись руки, а в висках отдавал каждый удар трепещущего сердца. Кажется, он уже был готов ко всему. Даже к смерти.
Однако происходящее дальше не предполагал и во сне.
— Ну, давай знакомиться, — протянул омоновец здоровенную, как саперная лопата, ладонь. — Моя фамилия Волков. Слыхал, наверное, от братана?…
После череды жесточайших испытаний судьба все же сжалилась над Юркой и отправила ему небывалой щедрости подарок: нашедший его омоновец оказался тем самым Волковым, некогда служившим с Андреем в отдельной десантно-штурмовой бригаде. И огромная доля счастливой случайности заключалась в том, что в пыльном сумраке театрального закулисья память Волкова безошибочного распознала сходство затравленного паренька с пропавшим без вести сослуживцем.
На этот раз замешательство не было долгим. Вернее, быстро прийти в себя помог новый знакомец.
— Вот что, парень, — сказал он, легко подняв его за шкирку и поставив на ноги, — обрисуй-ка мне вкратце свои планы.
— Чего?
— Желания, говорю, свои обозначь. Намерен еще погулять на свободе или пойдешь сдаваться?
— Я бы лучше погулял.
— Тогда прекращай жевать сопли. Держи, — сунул он Ткачу его кожаную папку, — и слушай сюда…
Глава шестая
Россия, Москва
Наше время
Около двух часов ночи к заросшему зеленью театральному дворику подъехала легковушка. Переодетый в темный спортивный костюм Волков вытащил из салона фонарь и крепкую фомку, тихо прикрыл дверцу и направился к входу в подвал.
Слабенький замок без труда поддался. Скользнув за дверь, спецназовец спустился в подвал, включил источник света и уверенно прошел до лестницы, ведущей на верхние этажи. Поплутав в заповедной тиши, он отыскал короткую лесенку в один пролет на сцену. На середине пролета остановился; погасив фонарь, прислушался…
Снова осветив дорогу, ступил на край сцены и нырнул за тяжелую портьеру. Дойдя до стены, повернул вправо и вскоре уперся в полутораметровую стопу больших поролоновых матов, обшитых грубой бесцветной холстиной.
— Ты здесь? — приглушенно спросил Волков, пнув нижние маты.
Стопа ожила, зашевелилась. Из просвета между стеной и матами появилась взъерошенная Юркина голова.
— Тут я.
— Пошли. И старайся не шуметь — в здании театра дежурят два охранника…
Тем же путем они продвинулись по подвалу, по его запутанным лабиринтам — до выхода.
Оказавшись на улице, Ткач набрал полную грудь свежего воздуха. А проходя мимо того места, где простился с бездыханным Базылевым, остановился, уронил на землю папку и присел на колено…
— Ты чего? — пробасил бывший спецназовец.
— Он… Он точно умер? — погладил Юрка примятую траву.
Тот замялся, понимая тяжесть грядущего известия.
— Точно. Пистолетная пуля попала в шею, под основание черепа. Смерть наступила от потери крови. Отсюда и увезли прямиком в морг. Пошли-пошли — нельзя нам здесь задерживаться…
Пробок в поздний час почти не было, но широкие московские магистрали отнюдь не пустовали. Видавшая виды рабоче-крестьянская «пятерка» прошмыгнула по запутанным переулкам, лихо вынырнула на оживленную Ленинградку и помчалась на северо-запад. Не доезжая станции метро «Войковская», свернула под мост; попетляв меж сонными домами, остановилась во дворе в прорехе узкого тротуара.
— Приехали, — подхватил сумку с фонарем и фомкой Волков. — Пошли…
Спаситель жил в старой панельке недалеко от метро. Спальный район со старыми домами от пяти до двенадцати этажей. Все пространство меж домами занимали машины.
— Не взыщи за бардак — временно холостякую, — объяснил он, приглашая гостя в квартиру. — Жена с дочерью уехала погостить к родителям на Украину.
Скромная двушка на первом этаже с окнами во двор. Ни евроремонта, ни дорогой мебели…
— Есть хочешь?
— Не, — боднул воздух Юрка, — в меня сейчас ничего не полезет.
— Ну, а водочки?
— Водочки можно. Немного…
— Сейчас соорудим, — хозяин отправился на кухню. — Если есть желание — прими душ. Свежие полотенца на стиральной машине…
* * *
В целом Толя Волков оказался нормальным компанейским мужиком: спокойный, как «Т-90»; уверенный в себе, неглупый. А главное — свято помнящий своих армейских товарищей. Даже тех, кого давно нет на этом свете.
В ту ночь они долго сидели за кухонным столом под уютным оранжевым абажуром. Пили холодную водку, крепость которой от пережитых кульбитов не ощущалась; Волков задавал вопросы, Юрка рассказывал. О тете Даше, о своей любви к точным наукам, о незаконченном университете, о верных друзьях… О разработанной им операции и ужасной катастрофе, одним махом лишившей и тети Даши, и точных наук, и верных друзей.
Пили, почти не закусывая. Сослуживец Андрея не осуждал его младшего брата, но и не поддерживал. Он вообще воздерживался от оценок, чем вызвал невольную симпатию молодого человека. После очередной порции водки Волков закурил и долго глядел в темное окно…