Последняя запись была сделана в конце июля, двадцать восьмого числа. Автор выражал удовлетворенность работой, проделанной их группой в Сомали, и в несколько высокопарной тональности мечтал о том моменте, когда он наконец-то ступит на родную землю. «Да, видать и впрямь мужик по дому затосковал — ишь, каким высоким слогом заговорил!» — мысленно отметил Лавров. Кроме того, Долин высказывал довольство тем, что главный период дождей — «гу», начавшийся еще в апреле, наконец-то закончился и теперь у их команды появится возможность на местах проверить правильность распределения гуманитарной помощи.
Предыдущая запись от двадцатого июля повествовала о том, что в аэропорт Могадишо прибыл кенийский самолет с русско-украинским экипажем, который доставил последний для этой ооновской команды гуманитарный груз. Повествуя о встрече с земляками, Долин не скупился на восторженные метафоры и эпитеты.
А вот еще более ранняя запись от семнадцатого июля, напротив, была пронизана сомнениями и тревогой. Долин упомянул о чьем-то телефонном звонке с угрозами в адрес всей их группы. Неизвестный на итальянском языке с явным сомалийским акцентом уведомил Долина о том, что они «работают неправильно», поскольку «не слушают правильных советов уважаемых людей», в связи с чем могут за это серьезно поплатиться.
Далее автор дневника вкратце рассказал о совещании, которое провела их группа в связи с этим звонком. Поскольку им уже угрожали и ранее, но каких-либо реальных последствий это не имело, ооновцы единогласно решили и эту угрозу проигнорировать, ограничившись лишь сообщением в соответствующий ооновский комитет и местную полицию. Тем более что ожидалось поступление последней партии «гуманитарки», распределение которой им предстояло проконтролировать, после чего они покидали страну, и им на смену должны были прибыть другие.
Дойдя до конца этого абзаца, Андрей заметил, что последние строчки написаны другими чернилами. Не фиолетовыми, как предыдущая часть записей, а синими. Скорее всего, их Долин дописал чуть позже. Разобрав «стенографию» автора, Лавров прочел следующее: «В офис сегодня заходил Омар. Говорил, что кое-кто нами очень недоволен. Значит, дело и в самом деле пахнет керосином. Хреново!»
В течение двух с лишним часов перелистав всю тетрадь, ничего такого, что могло бы представлять для ведения поисков существенный интерес, Андрей больше не обнаружил. Упоминаний о загадочном Омаре, кроме того, которое он уже видел, найти удалось всего два. Еще весной, перед началом главного периода дождей Омар помог ооновцам найти вездеход для поездок по районам, прилегающим к Могадишо. А еще, где-то уже в мае, он пытался убедить одного из французов в том, что районы, контролируемые Союзом исламских судов, куда больше нуждаются в гуманитарной помощи, нежели провинция Галмудуг, объявившая себя автономией, но, при всем том, признающая власть переходного федерального правительства Могадишо. И — все…
Информация, которую удалось добыть из дневника Долина, была сущими крохами, не дающими даже приблизительного представления о том, где и у кого в данный момент находятся похищенные ооновцы. Тем не менее Лавров был доволен и этими сведениями. В этой темной истории появилась крохотная зацепка в лице некоего Омара, который — это Андрей понял сразу же — мог быть причастен к похищению.
Спрятав дневник в свою сумку, Лавров достал телефон спутниковой связи и набрал номер генерала Федина. Услышав обрадованный возглас: «Андрей! Ты?!!», — он сообщил обо всем, что к этому моменту ему удалось разведать, заодно попросив узнать, нет ли в ооновских структурах, занимающихся Сомали, сотрудника по имени Омар. Выяснение личностей всех иных Омаров из числа местного чиновничества, духовенства и племенных вождей он взял на себя. Кроме того, Лавров попросил по дипломатическим каналам уточнить, работает ли в агентстве «Франс Пресс» сотрудник по имени Валери де Кассе и где сейчас он может находиться.
Поскольку уже настало обеденное время, Андрей спустился в гостиничное кафе. Лишь войдя в помещение, больше напоминающее не кафе, а провинциальную студенческую столовую, прямо с порога он увидел Валери. Тот сидел в углу, почти у самого кондиционера и, изящно манипулируя ножами и вилками, с аппетитом уплетал какое-то мясное блюдо. Увидев Лаврова, француз жизнерадостно заулыбался и замахал рукой, приглашая за свой столик.
Сев напротив и раскрыв меню, Андрей заказал традиционное сомалийское блюдо — мясо с баклажанами и кофе с мезельмен — местным печеньем.
— Неплохо было бы отметить наше знакомство, — отложив вилку, с сожалением отметил Валери. — Но… Если до прихода к власти исламистов тут еще можно было заказать местный ром — кстати, вполне недурной, то теперь спиртное здесь под самым жестким запретом. Так же, как и иные радости жизни.
— Хм… — подвигая к себе доставленную официанткой-индуской тарелку, Лавров вопросительно посмотрел на собеседника.
— Я имею в виду прекрасный пол… — Валери мечтательно потянулся. — Здесь с этим сейчас тоже сплошные запреты. О флирте тут и не мечтай. Хотя… Вы обратили внимание на сомалиек? М-м-м… Какая грация, какая стать! Они не случайно считаются одними из самых красивых восточных женщин. Но… За блуд шариатом предусмотрено побитие камнями. Кстати, насмерть. И если здесь, в Могадишо, еще как-то можно избежать наказания, то за его пределами, где шариатские суды свирепствуют, печальный исход неизбежен.
— Вам, я так понимаю, в этом плане приходится нелегко… — с сочувственной иронией отметил Андрей.
— Представьте себе, Андрэ, именно так все и обстоит, — с грустью в голосе подтвердил тот. — Если дома среди своих знакомых я слыву изрядным ловеласом, то здесь я, как монах-бенедиктианец, давший самые строгие обеты. Да, да, да… И дело не только в суровости шариатских судов. Они ведь еще и бестолковые. Могут казнить даже невиновного. А то и пострадавшего. Слышали историю одной девочки, подростка, которая стала жертвой похоти троих взрослых мужчин? Дабы не утруждать себя поисками насильников, ее саму обвинили в распутстве и забили насмерть. Вот такие тут нравы. Простите, если этой историей испортил вам настроение…
— Что-то подобное я вроде бы слышал, — кивнул Лавров. — А вам рассказывали о похищении из нашей гостиницы сразу троих сотрудников ООН?
— Да, этот случай мне известен, — Валери испытующе посмотрел на Андрея. — Но, думаю, это никак не может быть связано с нарушением ими догм исламской морали. Вероятнее всего, их похитили, чтобы получить выкуп.
— А похитители уже выдвигали требования уплаты выкупа? — нейтральным тоном поинтересовался Лавров.
— Нет, не выдвигали… Простите, Андрэ, — француз с некоторой хитрецой во взгляде неожиданно улыбнулся, — но мне почему-то кажется, что о случившемся с ооновцами вы знаете гораздо больше моего, хотя хотите выглядеть человеком мало осведомленным. Надеюсь, этим замечанием я вас не обидел?
— Нисколько! — все так же нейтрально уведомил Андрей, приступая к еде. — Меня обидеть очень трудно во всех смыслах этого слова. Ну а что касается моей осведомленности о похищении сотрудников ООН, то… Должен вас разочаровать. К сожалению, я и в самом деле о происшедшем знаю чрезвычайно мало, хотя — врать не буду — хотел бы иметь полную информацию. Согласитесь, похищение человека — это серьезное преступление. Это жестокое насилие над личностью, это причинение страданий его родным и близким… И поэтому тема похищений для любого журналиста всегда в числе самых горячих. Или вы с этим не согласны?