— Товарищ генерал, разрешите обратиться, — проговорил Коршунов. — Мне бы на недельку с родными повидаться…
— Ну что ж, заслужили, ничего не скажешь, будет вам законный отдых.
* * *
Филимонов и Батяня шли по летному полю, за ними неторопливо следовала машина.
— …я понимаю, привычка. Все геройствуешь… — протянул генерал. — Но ведь возраст, майор. Другие и сотой доли того не сделали для страны, что тебе удалось. Ты уже заслужил более спокойную жизнь. Следующее звание уже, считай, у тебя в кармане. Может, рванешь в Москву? Должность хорошую тебе выхлопочу. Соглашайся, Андрей! — убедительно говорил Филимонов.
Он проследил за взглядом Батяни, направленным на Кудрявцеву, по-прежнему стоявшую у вертолета в компании Коршунова.
— Что, нравится Светлана? — спросил Филимонов и, не дожидаясь ответа, добавил: — Так, может?…
— Не может, товарищ генерал! — отрезал Батяня, на корню пресекая подобного рода вопросы. — Нет, привык я к Поволжью. А «паркетный» офицер из меня не получится. Да ваши слова «заслужил более спокойную жизнь» очень уж походят на «заслужил спокойную старость». Рано меня в утиль списывать, товарищ генерал…
— Об этом речь не идет. Я себя перед тобой в долгу чувствую.
— Зря, лично для вас я не старался.
— Ну, тогда и не знаю, проси чего-нибудь. Сделаю.
— Разрешите вернуться в часть, — прозвучал ответ.
— Разрешаю, коль так! — протянув для пожатия руку, с некоторым сожалением ответил генерал. — Упускаешь ты свой шанс, майор.
— Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
— Тебе видней. Каждый кузнец своего счастья.
Впрочем, в тоне Филимонова явственно слышались нотки уважения.
Попрощавшись, Батяня долгим взглядом посмотрел в сторону Светланы, словно запоминая ее стройную подтянутую фигурку, длинные, развевающиеся на ветру волосы и симпатичное личико, повернутое в профиль…
Майор будто заколебался, а затем, что-то решив про себя, он вдруг резко тряхнул головой и зашагал к ожидавшей его «Ниве». Там уже сидел полковник Лебедев.
«Герой — это не профессия! — смотря ему вслед, подумал Филимонов. — Такими рождаются».
— Предлагал? — даже не уточнив, что именно, поинтересовался полковник. — А ты отказался?
Глава 49
Марек Левандовский сидел в своем кабинете за столом. События, случившиеся недавно, сильно отразились на контрразведчике. Его всегда идеальный костюм выглядел неважно. Огромные усищи, торчавшие в разные стороны, также демонстрировали — человек настолько занят работой, что не уделяет должного внимания своему внешнему виду. Ну а красные глаза говорили, что он уже продолжительное время не отдыхал. Левандовский действительно очень устал, он буквально валился с ног. Его нервы были измотаны событиями последних дней и напряжены до предела.
На мягком диванчике, заложив ногу на ногу, с видом раздраженного человека сидел Джордж Эванс. Американский дипломат выглядел не лучше своего собеседника. Он также последние сутки не спал, отчего имел помятый вид.
Встретившись сегодня, оба уже битых полчаса спорили о том, как надо представить в официальной версии все произошедшее. Как ни крути, а в случившемся была вина и поляков, и американцев. Поначалу, выражая недовольство друг другом, собеседники обвиняли друг друга в некомпетентности и «профнепригодности» и чуть было не рассорились окончательно. Однако здравый разум и чиновничий инстинкт самосохранения взяли верх. В конце концов Эванс перехватил инициативу разговора, перевел его на обсуждение их общего противника. Это должно было сблизить позиции и приблизить поиски общего знаменателя.
— Официально обвинять Россию просто непоследовательно и бессмысленно! — снова перейдя на повышенный тон, говорил он.
В руке он держал носовой платок, которым постоянно лихорадочно вытирал губы.
— Но нам ведь доподлинно известно о том, что это дело их рук, — не сдавался Левандовский, уже получивший солидный выговор от министра, очень недовольного его действиями.
— Ваши аргументы я знаю. Не сомневаюсь в том, что так и есть. Ну а факты где? — разводил руками собеседник. — Что вы им сможете предъявить, кроме догадок?
— У меня на руках десантный стропорез и сухой паек, — понимая, что этого явно не достаточно, все же настаивал на своем хозяин кабинета. — Да и еще показания бомжей.
— Показания бомжей! — несмотря на невеселую ситуацию, американец нервно расхохотался. — Не смешите меня. Послушайте, Левандовский, надо признать — на этот раз мы проиграли вчистую. Где исполнители задания или хотя бы сообщники? Покажите мне хоть на одного пальцем. Да они рассмеются вам просто в лицо! Так что вы меня хоть режьте, но в данной афере я принимать участия не буду. На мою поддержку в таком начинании не рассчитывайте.
— Но нельзя же оставлять подобную выходку безнаказанной.
— Одно из самых главных умений — умение проигрывать, — напомнил умудренный жизнью Эванс. — Иначе бы вы говорили сейчас не со мной, а с кем-нибудь другим.
Немного остыв, поляк и сам понял, что в порыве горячки наговорил немало глупостей.
— Теперь вы готовы выслушать мои доводы?
Марек кивнул. Эванс состроил скорбную мину.
— Мне самому неприятно это говорить, расписываться в своем поражении, но факты таковы. Вернее, нам следует воспринимать их такими. Официально ПРО не направлено против России, — рассуждал вслух Эванс. — Значит, о ее причастности не может быть и речи. И если вы сейчас выступите с подобным заявлением, то вконец испортите и без того уже шаткие отношения с Россией. Говорю вам как человек, проработавший дипломатом всю жизнь. Это никому не выгодно. Ни Польше, ни Америке, ни Российской Федерации. Вы понимаете?
— Предлагаете снова отступить? Утереться после пощечины и сделать вид, что ничего не было? — уже соглашаясь, что ничего не добьется, спросил Левандовский.
— А кто, кроме нас, знает о пощечине? О чем никто не знает, того и не было.
— Знаем хотя бы мы с вами. Врать самому себе — последнее дело.
— Вам не нравится слово «отступить»? Хорошо! Скажем по-другому. Нет, не отступить, а затаиться.
— Короче, сделаем вид, будто ничего страшного не произошло? Я правильно вас понял?
— Именно так, — мягко, словно разговаривая с ребенком, произнес Эванс. — Во всяком случае, не следует выставлять претензии России, ведь улик — никаких.
— Хорошо, газеты и телевидение я беру на себя, — после паузы произнес Левандовский. — Сегодня же в печатных изданиях и по новостям будет объявлено, что инженер по наладке ПРО Дебора Баум погибла во время пожара в отеле. Ну а что будем делать с взорвавшимся вагоном? Ведь были же очевидцы, люди не могли не заметить.