На витрине стройными рядами висели собачьи поводки, пизанскими башнями высились кошачьи миски, квадратные снопы для кроликов образовывали причудливые архитектурные конструкции. На все это сверху взирало чучело большого желто-зеленого попугая. Катя поморщилась, вспоминая, с каким трудом она добывала этот «реквизит». Чучело удалось купить в общеобразовательной школе, которую собирались расформировать. За время обитания в кабинете биологии хвост попугая изрядно поредел, а на когтистых лапах появился ярко-красный маникюр.
Из задумчивости Катю вывел негромкий, но характерный шум – в дверь магазина на улицу пытался протиснуться Гена. Гене мешало ярко-красное оперение, растопыренные крылья, длинный хвост, волочившийся по полу и воспроизводящий характерный шаркающий звук.
– Ген, иди на место, я сейчас приду. – Катя стряхнула с себя задумчивость, еще раз бросила взгляд на кошаче-собачий инвентарь. Гена повертел головой, покосил круглым глазом, с минуту разглядывая неподвижного собрата в витрине, и попятился назад. Стоило ему исчезнуть в дверях, как из недр магазина послышался истошный лай, а вслед за ним галдеж, напоминающий шум перенаселенных амазонских лесов. Катя вздохнула и вошла в свой магазин.
Когда, в какой момент судьба сделала поворот, а мечта в ажурных чулках и тонком белье исчезла и на ее месте появилась реальность в виде сушеных воловьих жил для особо крупных пород собак, Катя старалась не вспоминать.
– Мама, ты нас всех не прокормишь! – говорил ее восьмилетний сын Иван, помогая чистить птичьи и кроличьи клетки, а Катя понимала, что это повторяются слова ее немногочисленных родственников и знакомых.
– Прокормлю, мы семечки будем есть и сено, как кролики, – отвечала Катя.
Катя в свое время получила хорошее техническое образование и даже успела поработать в профильном институте. Жизнь их семьи текла вполне спокойно – с проблемами подрастающего сына, с нехваткой денег, с надеждами на скорое «все утрясется». И так оно бы и продолжалось, если бы муж Миша не ушел с работы. Точнее сказать, в архитектурной фирме возникли финансовые трудности, и обстановка в среде творческих работников накалилась до предела.
– Не переживай! Все волнуются, все хотят остаться на работе. Будь выдержанным. – Катя старалась приободрить мужа. Но Миша, переругавшись с коллегами, на три недели удобно устроился на диване в собственной гостиной.
– Ты что, на работу не пойдешь? – Катя была терпелива, но настойчива.
– Не пойду! Там делать нечего! Только грызутся. Заказов нет.
Катя промолчала. Она чувствовала, что это – надолго, а потому в уме перебирала варианты, которые можно было предложить мужу. «Ну, улицы подметать он, конечно, не пойдет, даже если голодать все мы будем! Но, кроме рисования апсид, мужчина должен же что-то еще уметь делать?!» Катя исподтишка наблюдала за мужем и начинала понимать, что ответ на этот вопрос отрицательный.
Миша, муж Кати, был похож на породистого сибирского кота, у которого лень и нахальство возведены в такую превосходную степень, что уже вполне могут считаться достоинствами. Катя, всегда загруженная домашней работой, замороченная проблемами воспитания сына Ивана и упорно стремящаяся выстроить свой маленький бизнес, отмахивалась от откровенных насмешек окружающих:
– Он сидит на твоей шее!
– Это – временное. У него проблемы на работе, – отвечала она. Но однажды, посмотрев на безмятежное лицо мужа, взорвалась: – Либо ты находишь работу, либо – уходишь из семьи. Учти, разменивать квартиру не будем. Мы с Иваном останемся здесь, а ты уедешь.
Интеллигентная Катя произнесла это столь решительным тоном, что муж на следующий день устроился на работу.
– И куда? – вечером поинтересовалась Катя.
– Я буду петь в церковном хоре, – ответил Миша.
Вслед за немой сценой последовал короткий обмен мнениями.
– Я рада, что ты устроился на работу, но будет ли хватать денег?
– Платят неплохо. На работе надо быть утром и вечером. И без выходных, – последнюю фразу Миша произнес так, будто объявлял о решении баллотироваться в президенты.
– Ну уж какие тут выходные! – с сарказмом отреагировала Катя.
– Не надо иронизировать. Это очень серьезно.
Насколько серьезно, стало ясно через две недели. Утренняя служба, сон, обед, отдых, вечерняя служба, ужин, отдых, сон – распорядок дня был очень напряженным.
– Послушай, это замечательно, что ты ходишь в храм и поешь там. Но для мужчины тридцати пяти лет это не работа.
– Это – работа. Но ты этого понять не можешь.
– Не могу, тем более что большинство поющих в вашем хоре – это люди, которые работают в других местах. А пение – это, как бы сказать, движение души.
– Но деньги же платят за это?!
– Ну и что?! Для здорового мужчины – это символическая сумма. У тебя же сын растет. Ему учиться надо…
Катя хотела добавить, что она ездила в храм и разговаривала с батюшкой, который, выслушав ее, лишь покачал головой:
– Не могу с вами не согласиться – мало этого для достойной жизни, мало. Я ведь ему предлагал – нам нужны люди с образованием, да еще с таким.
– И что?
– Он ушел от ответа. Сказал, что подустал, что у вас детей много, что его присутствие необходимо дома. Сами понимаете, настаивать нельзя.
– Я понимаю, – ответила Катя упавшим голосом, вспомнив, что муж с сыном Ваней даже уроков не сделает.
В последующие месяцы Катя предпринимала мужественные шаги по обучению мужа. Она заставляла его выполнять домашнюю работу, учить стихи с Ваней, ходить в магазин и так далее. Из всего длинного списка удовольствие мужа вызвал поход за продуктами. Потратив неприличное количество денег, Миша появился в доме с претензией:
– Если ты будешь и дальше пичкать нас кашами, то от авитаминоза у нас зубы и волосы выпадут.
Катя посмотрела на покупки и ахнула – деньги были потрачены все, а куплена была всякая дорогостоящая ерунда типа креветок и мидий.
– Нам ребенка кормить, а у него аллергия на морепродукты! Ты об этом знаешь?! Ты вообще что-нибудь о нас знаешь?! Ты понимаешь, что нельзя жить нахлебником, нельзя только петь, надо еще и работой, настоящей мужской работой заниматься! Недаром тебя моя мама кенаром прозвала!
Миша надулся и долго говорил о вере, храме, обязанностях перед прихожанами. Катя слушала правильные слова и понимала, что муж оседлал любимого конька – демагогию.
Больше к этому разговору она не возвращалась. У нее в голове был предельно простой план, к которому ее муж теперь не должен был иметь никакого отношения. «Мне нужен свой бизнес. Небольшой. Мне не надо миллионов, мне надо только поставить на ноги Ваньку и что-то отложить на черный день. Из всех возможных занятий я могу заняться только торговлей». Катя на листке бумаге стала писать свой первый бизнес-план.