– Не якобы, а любит. Поэтому уходит, а не бросает. Потому что не хочет быть обузой. Он мечтает кинуть к моим ногам весь мир…
Если бы это говорила не его мать, Матвей бы просто обозвал женщину дурой и отключился. Он слышал немало подобных историй. Одна из его коллег, умница Даша, тридцатилетняя женщина с высшим экономическим образованием, дала запудрить себе мозги уголовнику, отбывающему наказание. Он наплел, что осужден несправедливо, но чтобы доказать это и выйти на свободу с чистой совестью, дабы воссоединиться с женщиной, ставшей самой любимой и родной, нужен хороший адвокат. На него требуются деньги. И Даша взяла в банке кредит на миллион и отдала его «адвокату». Не стоит и говорить о том, что ни его, ни незаконно осужденного жениха она больше не видела, как и своих денег. Голоса их она тоже услышать не смогла. Номера просто оказались отключены. Аккаунты закрыты. Расследование (она все же обратилась в полицию) ничего не дало. Миллион плюс проценты ей пришлось возвращать самой. Каким образом она это делала, Матвей не знал. Даша уволилась, сбежав от позора.
– Мам, давай я тебя к психологу запишу? – предложил Матвей. – Есть у меня знакомый специалист…
– То есть не поможешь?
– Да как я могу? Я что, директор издательства?
– Ты всегда был эгоистом! Я жила ради тебя. Отказывала себе в личной жизни. И вот, когда у меня только она стала налаживаться, ты…
Она не договорила, сбросила.
Нет, все же сегодняшний день ужасен!
Матвей аж зарычал от злости. И, увидев логотип известного супермаркета, завернул на стоянку. Определенно, ему нужно сегодня как-то расслабиться. И виски в этом поможет!
Он зашел в магазин и сразу направился в винный отдел. Взял поллитровый «Джек Дениэлс», а не семисотграммовый, чтобы не стать сегодня героем замечательной песни Семена Слепакова. Хотел сразу пойти на кассу, но вспомнил, что у него в холодильнике пусто. Решил взять, чтобы не заморачиваться, пельменей да пару готовых рыбных стейков, но вдруг нестерпимо захотел плова. А к нему салатика из овощей. Да чтоб непременно помидоры в нем были розовыми, перец желтым, а лук белым. Заправка – сметана. А когда салат постоит, в него мокнуть армянский лаваш и, положив на него кусок сулугуни, отправить в рот.
«Брат, ты просто голоден, – сказал самому себе Матвей. – Уймись. Купи пельменей и, черт с ним… лаваш. Будешь его макать в бульон!»
Но нет. Матвея уже было не остановить. Он понабрал полную тележку продуктов. Затем вернулся в винный отдел, поменял поллитровую бутылку виски на семьсотграммовую. Да еще прихватил горшок с каким-то симпатичным розовым цветком. Для сеструхи!
Как же она напугала его…
Матвей и не предполагал, что Виола так ему дорога. Но когда увидел ее в больнице, бледную, со следами побоев на лице… У него сердце сжалось. Захотелось броситься к ней, спящей, сграбастать, прижать к груди… Пожалеть! А потом закрыть своим телом. Защитить от врагов.
Матвей так и видел себя у кровати Виолы в образе волка с оскаленными клыками.
Он полез в карман за телефоном. Оказалось, забыл в машине. Перед ним к кассе стояло всего три человека, но Матвею сразу стало казаться, что очередь очень большая. Он занервничал. Мужик, стоящий впереди, это заметил. Глянул в тележку Матвея, увидел бутылку виски и подмигнул. Решил, что тому не терпится выпить.
Наконец очередь дошла до Матвея. Кассирша, пробивая продукты, игриво на него поглядывала. Он отвечал ей улыбкой. А сам думал, давай скорее, детка. Мне нужно позвонить!
И вот он с пакетом покупок садится в машину. Телефон на зарядке. На экране два не отвеченных вызова. От Вадика. Придется набрать, а то не отстанет.
– Эй, ну ты где там? – завопил друг, когда Матвей сделал дозвон, и тот взял трубку. – Набираю, набираю…
– Я был на хоккее. Телефон в ящике. Извини.
– И как игра?
– С позором продули.
– Ты сейчас где?
– Еду, – туманно ответил Матвей.
– Может, сходим сегодня с тобой проведать Виолу?
– Боишься, что без меня тебя в квартиру не пустят?
– Нет, просто…
– Вадик, я знаю, что она тебя отвергла. Не юли.
– Тебя она точно не выгонит. И если я буду с тобой…
– Я говорю тебе «нет».
– Не хочешь помочь другу?
– Слушай, я тебя не понимаю. Жил ты, жил без Виолы. Личную жизнь налаживал, что характерно. И вдруг бац… Как с цепи сорвался!
– Я же все объяснил.
– Вадик, я помню. В отличие от тебя я был трезв, когда ты со мной делился своими душевными терзаниями. Вот только не понимаю все равно. И не поддерживаю. Особенно сейчас, когда Виола ясно дала тебе понять, что не хочет общаться с тобой.
– У тебя что, никогда такого не было?
– Какого – такого? – нетерпеливо переспросил Матвей. Он хотел закончить разговор поскорее.
– Чем сильнее отталкивает тебя женщина, тем более хочется к ней приблизиться.
– Нет, не было, – ответил он, секунду подумав.
– У вас, мачо, видимо, свои законы…
– Вадик, ты мне завидуешь?
– Да, – ответил тот. – Я же говорил тебе уже об этом. Хоть был нетрезв, но помню. Завидую по-белому.
– Зависть ужасна. В какой цвет ее ни покрась.
– А я завидую только тебе. Я тебя уважаю и… обожаю, наверное. Слово «люблю» применять как-то не по-мужски… Я восхищаюсь тобой и понимаю, за что тебя любят женщины. Но это не мешает мне завидовать. Как и любой другой гадкий утенок, так и не превратившийся в лебедя, я поглядываю на вас, красивых, сильных птиц, и думаю – почему я не такой, как они?
– Есть и покрасивее.
– Да. Смазливцы женоподобные. Ты же – мужик. Я всегда мечтал быть внешне похожим на тебя. И в детстве, и сейчас. Я же маленький белобрысый ушан. Тебе не понять такого, как я.
– Ты сейчас зачем все это мне говорил? – устало протянул Матвей. Ему не хотелось вести подобный диалог ни с кем, а уж с Вадиком, в его сегодняшнем эмоциональном состоянии, тем более.
– Сам не знаю.
– Предлагаю закончить разговор. Созвонимся позже, хорошо?
– Ты на меня обиделся?
– Нет. Все, пока. – И отключился.
Матвей врубил музыку и попытался взбодриться. Он подпевал девушке из группы, названия которой не помнил: «Это не шутки, мы встретились в маршрутке…» – барабанил пальцами на руле и дергал головой в такт музыке. Это немного помогало. Настроение вроде бы стало повышаться. Если сейчас Матвей не застрянет в пробке, то оно вообще взлетит!
Он глянул на часы. Прикинул, во сколько будет дома, если продолжит передвигаться тем же темпом, минут через пятнадцать максимум. А может быть, через десять. Оттуда, хлопнув немного вискарика, он Виоле и позвонит. Не сейчас. На данный момент ему даже с сеструхой говорить неохота.