Судьба вампира - читать онлайн книгу. Автор: Дэннис Крик cтр.№ 19

А потом поэт потерял рассудок.

Он потянулся за поцелуем, а припал зубами к шее. Девушка дернулась и попыталась вырваться из смертельных объятий. Но безуспешны и наивны были ее попытки.

– Ты будешь моей вечно… – прошептал влюбленный, ловя эхо собственных слов на кончиках выдвинутых наружу клыков.

Она чуть слышно застонала, тело ее содрогнулось, а потом она вздохнула в последний раз и отдалась на волю нежного вампира.

Люций пил ее кровь, закатив глаза (пить кровь той, которую так любишь – это ли не счастье?), и пока не насытился, не мог унять дрожь во всем теле и успокоить расшатанные нервы.

Когда же ливень пошел на убыль, он оторвался от раны и посмотрел на небо.

По-прежнему светило солнце, ослепляя его яркими лучами.

Люций понял, что сидит на опушке леса рядом с незнакомой девушкой и вгрызается зубами в ее запястье. Кровь свежими струйками стекает по кисти и капает на мокрую землю. Там в луже смешивается с водой и бежит по зеленой траве багровым ручейком.

Он вздрогнул и отшатнулся от незнакомки. Та издала слабый стон. Голова ее качнулась и повернулась набок. Волосы откинулись назад. И взору Люция предстал кроваво-красный след от укуса. Прямо над ключицей.

Ужас охватил поэта. И первой мыслью была мысль о бегстве.

– О, нет… – вырвалось у него, когда он увидел (и, наконец, осознал) то, что совершил.

– Аника? – обратился он к бездыханному телу, прекрасно понимая, что ответа не дождется.

В следующий миг взгляд его упал на опрокинутую корзину под ногами бедняжки. Рядом с ней лежали свежесорванные лесные ягоды.

Он бежал по лесной тропинке, на ходу вытирая руку от крови рукавом потрепанной камисы. Наконец, он получил то, что хотел. Без чего не представлял своей дальнейшей жизни. Он испытал настоящее блаженство. Да, да, именно кровь являлась тем блаженством, за которое он ошибочно принял свое прозрение. И вкус этого блаженства производил наркотический эффект.

Вечером того же дня Люций вернулся домой в подавленном настроении, ухудшить которое умудрилась Камелия, задавая свои глупые вопросы.

Несмотря на поздний час, она ждала его на кухне. Как и в былые времена, она сидела за столом с расставленными тарелками и читала какую-то книгу.

– Меня не надо больше ждать, – кинул он с порога. – Теперь я не слепой и сам могу дойти до дома.

– Я просто… просто волновалась. Тебя так долго не было… Где ты был, Люций? – Камелия заметила на его лице капельку крови, притаившуюся на щеке у верхней губы.

– Я обязан перед тобой отчитываться?

– Раньше ты всегда говорил, куда уходишь, – она встала и подошла к брату.

– То было раньше. Потому что ты должна была знать, где меня искать, чтобы отвести домой. Теперь все поменялось.

– У тебя кровь, – она коснулась его лица, но он тут же отдернул ее руку.

– Ты будешь ужинать?

– Нет, – Люций даже не посмотрел на накрытый стол. – Я не голоден.

Когда он стал подниматься к себе в спальню, она его тихо спросила.

– Что-то случилось?

Он обернулся. Глаза его метнули молнии. Это были не его глаза. В них не было присущего поэту озорства и света. Какие-то чужие, обремененные нуждой, холодные глаза.

Не в силах долго терпеть его взгляд, она отвернулась в сторону.

– Если ты имеешь в виду это, – он размазал по щеке каплю крови, – то не беспокойся. Просто я зацепился за куст в лесу.

– Да, конечно, – Камелия согласно кивнула.

На этом разговор брата с сестрой, двадцать с лишним лет проживших друг с другом под одной крышей, завершился. Только Камелия вынесла из него то, что Люций врет.

Ибо на лице была не его кровь.

Наутро Люций узнал, что в Лунной Бухте пропала дочь пекаря, живущего на соседней улице. Вчера днем, еще до того как пошел сильный дождь, она отправилась в лес собирать ежевику и шиповник. Но к вечеру так и не вернулась.

Смерть девушки вызвала у поэта смешанные чувства. Он знал, что рано или поздно она появится здесь снова, но уже в другом обличье. Это угнетало, потому что винить в своей беде она будет его. Но было и радостное чувство – осознание того, что Аника жива и невредима.

Ночь, проведенная им в тоске и горе, постепенно забылась. И теперь он жил только одним – желанием поскорее увидеть певицу.

Он подолгу сидел перед бронзовым зеркалом в гостиной и смотрел в пустоту. А когда в доме появлялась Камелия, он уходил в свою спальню и там продолжал предаваться черной меланхолии.

Настойчиво и самозабвенно он убеждал себя в том, что красив и может претендовать на роль жениха оперной дивы. И в то же время сходил с ума от невозможности подтвердить это или опровергнуть.

Камелии не нравились поздние возвращения брата домой. Он приходил почти под утро. Больше она не встречала его у порога, былой контакт с ним был потерян. Он стал нелюдим, молчалив, угрюм.

Как-то сидя у окна в своей спальне, она поймала себя на мысли, что тоскует по тем временам, когда он был незряч. Да, да, именно, когда он был незряч, как бы кощунственно это ни звучало.

Раньше он был куда веселее и жизнерадостнее, куда более словоохотливее, и сам искал общения с людьми. Знакомыми, гостями (пусть и не частыми, но желанными), чем вызывал к себе симпатию многих приходящих и благодушие соседей. Теперь же он отстранился от всех. Утонул в своих унылых размышлениях, стер себя с лица земли, превратился в тень подлинного Люция.

Люди перестали приходить в их дом. Лишнего слова от него было не добиться, поговорить о чем-то невозможно, сходить куда-то утопично. Бледная маска холодной отстраненности стала его вторым лицом.

Эскудо уже не приветствовал его, когда поэт приходил домой и не провожал, как раньше до двери, когда он уходил. Пес избегал своего хозяина и больше времени проводил с Камелией.

Шли дни, а отчуждение брата и сестры становилось все сильнее. В тот вечер, когда Люций пробирался, словно вор, в помещение театра через черный ход, Камелия молилась за него в темноте своей комнаты…

Аника выступала в «Элегии», единственном в городе театре, уже около года. Певице с лихвой хватило этого времени, чтобы пленить широкую общественность Менкара, особенно ту его часть, которая относила себя к творческой знати и была наиболее подвержена умилению.

Сегодня был тот день, когда очередь за билетами выстроилась с самого утра. Люций послушно отстоял ее до конца. Приобретя заветный квиток, он решил не дожидаться начала представления и проник в театр заблаговременно.

Обманным путем пробравшись в закулисье, поэт притаился в уголке и стал поджидать певицу. Когда она вышла из гримерной, впопыхах застегивая концертное блио, он преградил ей путь, встав в узком проходе прямо перед ней.