Страсти Евы - читать онлайн книгу. Автор: Анна Пань cтр.№ 35

Метнув в сторону одеревеневшего Сантьяго острые, как ножи, ресницы, я пронзаю его грозовым взглядом.

Он издает невнятный чавкающий звук:

− В-виноват.

− Какая жалость, − добавляю я в качестве милостыни, снова вдавливая кулаки в стол.

На бледном лице Германа вспыхивают неровные красные пятна ярости. В наступившей тишине мы в упор смотрим друг на друга через длинный переговорный стол.

Между нами не существует понятия «семейные отношения» − бытует обобщенное определение «товарно-денежные отношения». Герман еще и активно применяет на практике фамильный девиз «разделяй и властвуй». Он чурается слов «доверие» и «дружба». Словарная смесь по его шкале измеряется количеством зеленых бумажек, помноженных в эквиваленте на достоинство субъекта. Надо отдать дань смеси Германа: смесь действенная. Продвинутый пользователь собственных установленных законов доказал правоту, заполучив в соратники других мироправителей.

− Начхать! − выходит из себя Герман и, кряхтя, опускается в кресло во главе стола, как усталый от жизни старец, несущий на себе тяжелое бремя власти. − Мне нужна формула целиком. Без нее мы топчемся на месте. Что за поганец увел у нас из-под носа свиток?! Гавриил, когда ты добудешь мне сведения?

− Наберись терпения, − осаждаю я его пыл. − Госпожа Смирнова − Наследница. Ее разговорить не удастся. Тем более нет прямых доказательств, что свиток у них. Курьер был простым человеком, выполнявшим приказ под внушением. Артефактом могла завладеть свора Уилсона.

− Уилсона я беру на себя. На тебе остается сестра Воронцова. Как мы и ранее договаривались, разговори ее с помощью гипноза.

− Залезть к госпоже Воронцовой в мозг я не могу, коль скоро на ней этот долбаный оберег, − бессердечно оппонирую я.

− Так заставь глупую девчонку снять оберег. Затащи ее в постель и оприходуй.

Он вскидывает на меня выжигающий взгляд.

− Или со времен Лизы Андерсен ты потерял сноровку?

Вперившись глазами в старого ублюдка, я немало времени взираю на него, как на умалишенного, но потом раздвигаю губы в циничной улыбке:

− В субботу госпожа Воронцова развяжет свой дерзкий рот.

− Вот и славно, − неоднозначно глядит на меня Герман. − На этом и порешим. До субботы.

По окончании собрания я вместе с кузеном иду к себе в домашний кабинет. Много лет я обитаю в родовом замке в гордом одиночестве. За такое несказанное удовольствие мне пришлось выложить кругленькую сумму. Герман задрал цену втридорога, плюс выставил условие: себе в угоду и мне назло он учредил ежемесячные собрания в конференц-зале. Старый ублюдок!

− Водки? − предлагаю я, толкая распашные двери.

− Я бы пропустил пару рюмашек, − положительно расценивает мое предложение Михаил, растягиваясь на обтянутом кожей крокодила кресле.

− Держи, − протягиваю я ему стопку.

Каминными щипцами он достает из огня раскаленный уголек и прикуривает от него сигару.

− Знаток вин все чаще пьет водку. Мой брат Гавриил меняет пристрастия?

− Времена меняются, − многозначительно подмечаю я, черпая ложкой черную икру.

Жестом поднятой стопки Михаил выражает мне мужскую солидарность, за которую мы и выпиваем.

− На днях я наткнулся в Академии на фантома, − мимоходом кидаю я на кузена цепкий взгляд, расквитавшись с икрой в икорнице. − Он проник на территорию, миновав часовых. Есть мысли?

− Разве что он поджидал кого-то особенного? − не выпуская сигару изо рта, прикидывает Михаил. − Раз так, мы имеем дело с влиятельным заказчиком.

− В тот день я навещал Жуковского в деканате. Влиятельный заказчик натаскал собаку на мою голову.

У кузена выпадает изо рта сигара, и только потом на лице высвечивается осмысление услышанного. Он заторможено поднимает ее с пола и тушит в пепельнице.

− Кто из Благородных Отцов или их отпрысков посмел замахнуться на жизнь Наследника рода Гробовых?

− Вопрос даже не на миллион долларов, − холодно острю я, доставая из кармана пиджака стилет.

Со злости я запускаю его в висящий на стене самый первый герб Ордена, где вместо символов гендера еще изображался Кадуцей. Стилет втыкается в голову одной из змей.

− «Глаза и уши»?.. − с сомнением в голосе предполагает Михаил.

Я повторяю бросок с поражением второй змеи:

− Не хватит духу.

− Преемник Евгения Воронцова?.. Теперь он враг твоего отца.

− Нас связывает бизнес. Зато Уилсон воюет со всем нашим родом без разбора. Но я сомневаюсь, что сам он в курсе. Риск велик. Скорее, кто-нибудь из его своры.

− В своре Уилсона завелась крыса, − заговорщически ответствует Михаил. − Если он ее не изловит, то она сожрет его запасы. Не хочешь обрадовать отца?

− Много ли кого отец радует, кроме своей потаскухи, − с презрением выплевываю я. − Я сыт по горло его наполеоновскими планами. Старый ублюдок окончательно выжил из ума. Каждый сам за себя… Михаил, потряси своих ребят в своре Уилсона, а то эти наши семейные недомолвки мешают действовать тихо. Лишняя шумиха мне не нужна.

− Будь спокоен. Мои ребята разнюхают, что за блюдо варит свора Уилсона.

− Спасибо, брат, − вкладываю я во фразу всю свою несуществующую братскую любовь.

Любовь для меня и кузена чувство никчемное, но никого из нас передающееся из поколения в поколение преимущество, а быть может, и упущение, праотцов не коробит. Наши братские узы скреплены доверием и многолетним взаимовыгодным сотрудничеством. В продажном мире схватить пулю в лоб проще простого, поэтому мы оба прикопили в арсенале пару-тройку козырей. В мирное время я и он играем поодиночке, но когда в ход идут крупные фишки, мы действуем сообща, отчего количество тузов в нашей колоде значительно возрастает. К одному из связующих братских звеньев я отношу разведку Михаила − работает как швейцарские часы: сверхточно и без нареканий. Механика проста: сын покойной сестры Германа одарен хитростью и незаменимым парламентерским талантом.

− Мой брат Гавриил, никак ты и вправду собрался разворотить гнездо с крохотным птенчиком? − добавляет ложку дегтя мой безнадежный кузен, и его лицо обретает провокационное выражение. − Сестрица Никиты юна для тебя. Только-только закончила школу. У кое-кого синдром Лолиты.

Сукин сын… удар ниже пояса! Так и есть, из-за нашей с Евой разницы в возрасте я для себя давно провел параллель с героями романа Набокова − Гумбертом и Лолитой, хотя моя личная трагедия по размаху Зла скорее соответствует погрязшему во грехах Раскольникову из романа «Преступление и наказание». Однако в моем адовом круге ангелоподобной Соне не по силам вытащить грешника из преисподней, никому не по силам: черта, за которую я заступил, насовсем отрезала мне путь к Добру.