Герои - моя слабость - читать онлайн книгу. Автор: Сьюзен Элизабет Филлипс cтр.№ 102

Тео раздирало желание рассказать ей о Диггити. И повторить, что он хочет от нее детей, на случай если в первый раз Энни не расслышала. А потом он схватил бы ее в охапку и целовал до головокружения. Он заставил бы ее забыть обо всем в его объятиях. Тео не терпелось выплеснуть все, что его переполняло, но Энни вдруг села прямо посреди грязной дороги, как будто ноги вдруг отказались ей служить. Это тотчас прервало поток его красноречия.

Тео подошел к ней и опустился на колени. Бледный солнечный луч, пробившийся сквозь листву, щекотал ее скулы, играя в салочки. Кудрявая грива цвета темного меда, которую Тео так любил, окружала пышным блестящим ореолом ее лицо, освещенное живым чувством, и не было на свете лица прекраснее.

– Ты в порядке? – выдохнул он. Она не ответила, и это испугало Тео. Молчащей Энни ему еще не приходилось видеть. Оставалось лишь броситься в омут с головой. – Я хочу быть с тобой. И не представляю жизни ни с кем другим. Ты можешь хотя бы подумать об этом?

Энни кивнула, но как-то вяло. Казалось, она не уверена. Тео понимал, что, замолчав, может навсегда ее потерять, поэтому продолжал говорить. Он рассказал ей о Диггити и о том, как ему хочется, чтобы именно она иллюстрировала его новую книгу. Детскую книгу. Он знал наверняка, что маленьким читателям понравятся забавные рисунки Энни. Сидя в грязи посреди раскисшей дороги, он признался, что любовь представлялась ему катастрофой, поэтому он так долго не мог дать название своему чувству, хотя рядом с Энни всегда испытывал ощущение внутреннего родства, необычайную легкость и… нежность. На этом слове у него вдруг сжалось горло. Нет, он не кривил душой и не жалел о своей откровенности, просто даже писателю бывает нелегко произнести вслух слово «нежность», это слово не из мужского лексикона. Но взгляд Энни не отрывался от его лица, и Тео повторил все сказанное, а потом добавил, что в минуты близости всегда любовался ее красотой.

Энни явно заинтересовалась, и он позволил себе поддать жару. Понизив голос, он зашептал ей на ухо о своих потаенных желаниях и фантазиях, не скупясь на захватывающие подробности. Кудри Энни щекотали его губы, кожа ее пылала, и джинсы Тео стали ему тесны, но он снова чувствовал себя мужчиной. Мужчиной, оказавшимся во власти этой непостижимой женщины. Той, что играла в куклы и помогала онемевшим маленьким девочкам заговорить снова. Той, что спасла его от безнадежности. Непохожей на других, безумно притягательной женщины с абсолютно здоровой психикой.

Он погладил ее по щеке.

– Мне кажется, я любил тебя всегда, с шестнадцати лет. – Энни склонила голову набок, будто чего-то ожидая. – Я в этом убежден, – твердо добавил Тео, хотя вовсе не испытывал уверенности (разве можно, оглядываясь назад и видя себя подростком, утверждать что-то наверняка?). Но Энни выжидающе смотрела на него, и Тео готов был исполнить любое ее желание, хотя и не понимал, что от него требуется.

И вдруг невесть откуда послышался кукольный голосок:

«Да поцелуй же ее, болван».

Именно этого Тео и хотелось больше всего на свете, но он насквозь пропах дымом, а его лицо и руки покрывал густой слой жирной копоти.

«Просто сделай, что тебе говорят».

Так он и поступил. Запустил грязные пальцы в волосы Энни и впился в губы так, что перехватило дыхание. Он покрыл поцелуями ее шею, щеки, глаза, нос и уголки рта, и снова губы. Он целовал ее с каким-то исступлением, будто от этого зависела его жизнь. Будто поцелуем он творил их будущее. Все, что им предстояло пережить вместе. И тихие стоны, вырывавшиеся у Энни, казались ему небесной музыкой.

Ее руки сжали плечи Тео, не отталкивая, а притягивая ближе. И, растворяясь в ней, он обретал себя.

Когда их поцелуй наконец прервался, Тео все еще сжимал в грязных ладонях щеки Энни, ставшие такими же чумазыми. На носу у нее чернело пятнышко сажи. Губы припухли от поцелуев. А глаза сияли.

– Хочу выпустить на волю секрет, – прошептала она.

Тео почувствовал, как внутренности скрутило в тугой узел. Он медленно перевел дыхание.

– Давай.

Энни приблизила губы к его уху и прошептала свой секрет.

Это было чудесно. Просто потрясающе. Тео в жизни не слышал ничего прекрасней.

Слепящие лучи летнего солнца прыгали, играя, по гребешкам волн и поблескивали на мачтах двух яхт, шедших галсами навстречу ветру. В маленьком дворике, напротив старой фермы, откуда открывался великолепный вид на сверкающий вдали океан, стояли полукругом ярко-синие садовые кресла. Рядом в саду цвели розы, дельфиниумы, душистый горошек и настурции; извилистая дорожка вела от мощеного дворика через лужайку к ферме, которая была теперь вдвое больше, чем прежде. Слева, в небольшой роще, окруженный со всех сторон деревьями, притулился домик для гостей. На крохотном крылечке красовалось аляповатое кресло в форме русалки.

Во дворике под широким наклоненным зонтом, служившим защитой от солнца и полуденного ветерка, стоял длинный деревянный стол, за которым могла бы поместиться большая семья. Каменная горгулья с небрежно сдвинутой набок кепкой «Никс» на голове охраняла когда-то дом в дальнем конце острова. Теперь она сторожила большой глиняный горшок с разросшейся геранью. Повсюду были раскиданы игрушки, обычный набор летних развлечений: футбольный мяч, розовая лошадка на колесиках, забытые очки для плавания, трубочки для выдувания мыльных пузырей и намокшие цветные мелки.

Мальчик с прямыми темными волосами и хмурым лицом сидел, поджав по-турецки ноги, между двумя садовыми креслами и разговаривал с Плутовкой, пристроившейся на подлокотнике.

– Вот почему я топнул ногой, – объяснял мальчик. – Потому что он ужасно меня разозлил.

Кукла тряхнула кудрями из рыжей пряжи.

– Кошмар! Расскажи-ка мне еще разок, что он сделал.

Мальчик, которого звали Чарли Харп, нетерпеливо отбросил со лба темный чуб и обиженно надул щеки.

– Он не дал мне везти грузовик!

Плутовка прижала ко лбу тряпичную ладошку.

– Какое свинство!

С соседнего кресла послышался страдальческий вздох. Плутовка с Чарли оставили его без внимания.

– Потом… он рассердился на меня, потому что я отобрал у сестры турбомашинку, – продолжал Чарли, – но ведь это моя машинка.

– Рехнуться можно! – Плутовка пренебрежительно махнула в сторону кудрявого ребенка лет полутора или двух, дремавшего на старом одеяле, расстеленном на траве. – Если ты давным-давно забросил ту машинку, это вовсе не повод, чтобы ее присваивать. Твоя сестра надоеда, с ней одна морока! Она тебя даже не любит.

– Ну… – Чарли нахмурился. – Вроде бы любит.

– Ни за что не поверю.

– Правда! Она смеется, стоит мне скорчить рожицу, а когда я с ней играю и нарочно шумлю погромче, она так и заходится.

– Très intéressant [34] , – пробормотала Плутовка, которая по-прежнему питала слабость к иностранным языкам.