Вдвоем против целого мира - читать онлайн книгу. Автор: Алла Полянская cтр.№ 21

– Невероятно. – Влад выдохнул, только сейчас осознав, что затаил дыхание. – Поверить невозможно! Зачем?

– Для смеха. – Маша хмуро уставилась в пространство. – Просто для смеха. Вот такие ситуации они считают смешными. Ну что ж, моя история проще, как я теперь понимаю. В то лето я увлеклась разведением роз – насадила целую грядку, ухаживала и ждала, что они скоро расцветут. Бутонов было много, кое-кто уже почти готов был родить цветок…

– Я помню. – Илья кивнул. – Ты часами ковырялась в цветнике.

– Я и сейчас это делаю. – Маша улыбнулась. – Цветы – прекрасные и беззащитные создания, я счастлива, что умею понимать их и поддерживать в них жизнь. И они счастливы со мной – ну, как умеют, конечно. В то лето мне казалось, что я поняла формулу жизни, глядя на бутоны, которые вскорости должны были зацвести. Но не зацвели. Я с вечера полила их, у меня была специальная подкормка, которую я развела в большом чане. Я подлила ее под каждый куст, а потом водой из шланга сверху, чтобы поскорее впиталась. А утром моя клумба выглядела так, словно за ночь высохла.

– И что это было? – Мишка с сочувствием смотрел на Машу. – Как вообще за ночь могут высохнуть все цветы? Да если даже один, как?

– Могут, если вместо подкормки полить их кислотным раствором. Я же всегда работала в перчатках, а в чан с подкормкой добавили очень сильный раствор. И за ночь все цветы погибли. Мне кажется, что я чувствую, как горели их корни. Я бы ничего не смогла сделать, понимаете? Их нельзя было спасти.

– Но отчего ты решила, что это Дариуш и Татьяна сделали?

– Миш, они вдвоем утешали меня, я так плакала! Пришла к Таньке домой в слезах, они там были. А тут выходит ее бабушка, профессор химии Огурцова, и говорит этим своим звучным голосом, ну вы помните, как она всегда разговаривала – громко, с расстановкой, будто лекцию читает: ну что, Таня, опыт получился? Мне кажется, кислоты было многовато. Зачем вам с Дариком понадобилась семилитровая бутыль для щелочной реакции такого рода? И я все поняла. И они понимали, что я поняла – и смотрели на меня безмятежными глазами, словно ничего не произошло. А потом засмеялись – ну что ты сопли распустила, глупости! Ну и все.

– А приехала на бал зачем? – Влад отпил теплого пива, чтобы смыть привкус ярости. – Что ты собиралась там увидеть?

– Не знаю. – Маша вздохнула. – Мои самые страшные сны – это как умирают в муках розы. Корчатся стебли, горят бутоны… Я иногда это вижу в кошмарах до сих пор. Да, глупость. Но я уехала, училась, регулярно видела Дариуша в светской хронике и Таньку на обложках журналов, сама хотела достичь идеала во всем. Чтобы потом, встретившись с ними, что-то им доказать… но когда пришла, то поняла, что это глупость. Этим двоим что-то доказывать бесполезно. Они отчаянно скучают, им просто нужно свежее мясо для их шуток. Я же время от времени мониторила Танькин мерзкий сайтик. И теперь совершенно уверена, что они пригласили всех нас, чтоб в очередной раз опробовать на нас свои шутки. Мы в их глазах по сей день – никто. Эти их богатые гости, ради которых и затеяли бал, были антуражем. Может, я, конечно, преувеличиваю наше с вами значение, но эти двое готовились к своим розыгрышам долго. Даже кладбище бутафорское устроили. Посчитали Соню самой уязвимой и начали с нее. Я не хочу даже думать, что они приготовили для нас.

– Но это же идиотизм, граждане. – Влад обвел приятелей ошеломленным взглядом. – Это реально просто глупость какая-то. Ну ладно было что-то такое в детстве – можно понять, недомыслие и детская жестокость. Но прошло столько лет, и все эти годы планировать такое, построить в своем парке кладбище, чтобы всех напугать именами на надгробиях и довести Соню до обморочного визга… Это, воля ваша, нечто нездоровое.

– А никто и не говорит, что это нормально. – Михаил достал из холодильника запотевшую бутылку. – Кому холодненького? Так о чем я вам говорю: эти двое просто психи какие-то. Я обещал, что расскажу, что они со мной сделали? Ну вот, рассказываю. Помните Пончика?

Пончиком звали рыжего Мишкиного кота. Он был огромный, пушистый и царственный. Мишка любил Пончика невероятно. Он рос вместе с этим котом – Пончик попал к ним в дом в тот год, что родился сам Мишка, ребенок без Пончика отказывался есть и спать. И кот всегда находился рядом, стоило Мишке переступить порог дома. Они все очень любили ласкового и незлобивого Пончика, они становились старше, и Пончик тоже. На словах это проще, чем в действительности, но в один ужасный день Мишка обнаружил Пончика мертвым на грядке с лилиями. Горю его не было предела. Соня в то время уже не приходила в их компанию, Илья тоже дичился, а Татьяна с Дариушем оказались тут как тут, он нашел Пончика, а они уже здесь.

Мишка Ерофеев, взрослый парень, плакал над телом своего друга так, как никогда в жизни не плакал. Это было его первое настоящее горе, первая потеря, которая положила конец его детству – случилось нечто непоправимое, и мир стал другим. Если бы кто-то сказал – ну чего ты ревешь, это всего лишь кот! Мишка бы этого человека, пожалуй что, и ударил бы.

– Мы вместе похоронили Пончика в коробке из-под маминых сапог. Я завернул его в наволочку, мы вырыли могилу, и я закопал его. – Мишка вздохнул. – Пончик был для меня… ну, другом, что ли. У нас была какая-то особая с ним связь, все понимали, что он мой – даже Ромка это понимал. Мы с ним дышали вместе, я и не знал даже, как это – нет Пончика. И тут его не стало, мне жить не хотелось, ребята, вот честно вам говорю! Мать даже профессора Миронова пригласила, тот прописал мне какие-то таблетки, я от них спал, и это было лучше – спать и не думать, что Пончика больше нет и никогда уже не будет. Отец хотел принести в дом другого котенка, но я… в общем, это была плохая идея. А через четыре дня я проснулся утром: Пончик сидит на окне и смотрит на меня. Я подумал, что мы зарыли просто похожего кота, а мой Пончик – вот он, где-то шлялся и наконец вернулся, бродяга. Мир снова стал прежним. Я даже ущипнул себя – нет, вот он, мой Пончик, сидит на подоконнике. Я бросился к нему, чтобы взять на руки… А он так и сидел, смотрел на меня.

– Чучело?! – Маша выдохнула это, замирая от жалости. – Как же…

– Они вырыли его и отдали таксидермисту. – Мишка одним глотком прикончил стакан с пивом и сжал его в кулаке. – То, что они убили его, я не могу доказать. Но думаю, что убили. Он же доверчивый был и знал их, мог подойти, если приманили вкусненьким. А то, что они выкопали его и отдали Пончика… чтоб из него сделали… В общем, они были под окном оба. И Танька хохотала так, что на ногах не могла устоять. А Дариуш показывал, какое у меня выражение лица.

– А ты?

– А я, Машенька, смотрел на них и не видел. Потом вошла моя мама, увидела… это. И услышала, как Дариуш пересказывает, как менялось выражение моего лица. И меня увидела тоже. Ну и сделала так, чтоб ни Дариуш, ни Татьяна больше не переступали порог нашего дома.

– Как?

– Не знаю, Маш. – Мишка вздохнул. – Это… ну, чучело… мама унесла. Дариуш и Танька, когда увидели ее в окне, мгновенно перестали смеяться – взрослых они в эти проделки впутывать не планировали. Мама позвала Елену Станиславовну Оржеховскую, она тогда только начинала практику детского врача. Елена Станиславовна уколола мне что-то, и я уснул до вечера. Больше мы об этом не говорили никогда. Я не знаю даже, сказала ли мама о случившемся отцу и Ромке. Вчера я приехал с совершенно определенной целью, ребята. Я собирался подлить Дариушу и этой дряни в напитки очень сильное слабительное. Настолько сильное, что они бы обгадились прямо в своем банкетном зале.