Сказки старого Вильнюса IV - читать онлайн книгу. Автор: Макс Фрай cтр.№ 35

– Если что, – говорю я, – в эту субботу я вполне могу. А потом уеду до самого Рождества.

– В субботу – да, пожалуй, – кивает Каролина.

– Отлично. Тогда я звоню Саливанычу, – объявляет Ежи и достает из кармана телефон.

* * *

– Вышел, – говорит Ежи. – Матерь божья, наконец-то вышел! Я уже не верил. Сто раз себя проклял за эту дурацкую идею. В июле надо устраивать слежку. В июле! А не в декабре.

Мы с Каролиной яростно киваем. Мы за сегодняшний день тоже успели неоднократно прийти к выводу, что нынешний небывало теплый декабрь на самом деле не такой уж теплый. Плюс пять – это, конечно, просто отлично, пока быстро-быстро идешь по улице, на ходу снимая перчатки и расстегивая пальто. Но для того, кто часами топчется на одном месте, плюс пять – это практически лютый мороз.

Ладно, ерунда. Главное – мы дождались.

Сложнее всего оказалось договориться о графике дежурств. Глупо было бы весь день втроем топтаться у подъезда Саливаныча, но и пропускать самое интересное – собственно слежку – никто не хотел. Судя по тому, что пирожки на нашей памяти всегда были не просто свежими, а почти теплыми, Саливаныч пойдет за ними только под вечер. Но не такой он человек, чтобы полагаться на незыблемость его расписания. К тому же, у него могут быть какие-то другие дела. Следовательно, придется караулить с самого утра.

В итоге решили, что Каролина придет около девяти, за час до полудня ее сменю я, а примерно к двум явится Ежи. Если Саливанычу приспичит выйти из дома пораньше, дежурный вызовет отсутствующих, и мы попробуем присоединиться где-нибудь по дороге. А если нет, мы с Каролиной вернемся в половине пятого, когда окончательно стемнеет.

Так и сделали.

Нас, конечно, терзали опасения, что Саливаныч выкинет какой-нибудь финт – к примеру, заночует не дома или, чего доброго, впервые в жизни выскочит ни свет ни заря на какую-нибудь нелепую оздоровительную пробежку, а потом загуляет до самого вечера, так и не переодевшись, с него станется. «Это же Саливаныч», – горестно вздыхала Каролина, и мы с Ежи целиком разделяли ее тревогу.

Однако наш учитель проявил свойственное ему великодушие: спокойно просидел дома до начала шестого, причем время от времени демонстративно курил на балконе, чтобы затаившийся на противоположной стороне улицы наблюдатель знал, что томится не напрасно. И наконец вышел из подъезда в светлой вязаной шапочке, как будто специально позаботился, чтобы мы не потеряли его в темноте. Одним словом, Саливаныч повел себя как идеальный объект слежки, мечта начинающего сыщика. Он всегда был снисходителен к новичкам.

– Наконец-то! – повторяет Ежи, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Последние секунды ожидания самые томительные, но мы мужественно терпим. Потому что каким бы рассеянным ни был наш Саливаныч, а следовать за ним, совсем уж наступая на пятки, не годится. Сыщики мы, или кто?

– Пошли, – наконец командую я. – А то сейчас окончательно потеряется в темноте, и шапка не поможет.

– Ничего, на Тото… в смысле, на Траку фонарей будет больше, – бодро говорит Каролина. – И еще витрины. Я сейчас сюда этой же дорогой пришла, там совсем светло.

Это отличная новость, потому что пока тусклого оранжевого света немногочисленных фонарей вполне достаточно, чтобы видеть лица друг друга, но отличить Саливаныча от других таких же невысоких плотных прохожих в мешковатых темных куртках не так просто, как нам казалось. Но ладно, спасибо за шапку, как-нибудь справимся.

И мы справляемся.

В смысле очень быстро, чтобы не отстать от проворного Саливаныча, идем вниз по улице Басанавичюса, мимо витрины маленького магазина с разноцветными английскими башмаками, мимо Русского театра, мимо ярко освещенной вывески страховой конторы, ускоряем шаг, почти бежим до перекрестка с Пилимо, где пламенеет алое око светофора, призывая прохожих притормозить.

Ох. Призывать-то оно призывает, но когда это подобные пустяки останавливали Саливаныча, который как всегда о чем-то задумался на ходу, а значит, прет, не разбирая дороги, и пусть весь мир как-нибудь сам выкручивается, придумывает, как нашему рассеянному гению уцелеть.

Мир, надо отдать ему должное, действительно как-то выкручивается всякий раз, по крайней мере, Саливаныч до сих пор жив-здоров; насколько я знаю, он вообще никогда не попадал в сколь-нибудь серьезные неприятности, подстерегающие в городских джунглях и гораздо более осторожных людей.

И вот прямо сейчас мы видим, как это происходит: улица Пилимо, которую пересекает на красный свет Саливаныч, совершенно, обескураживающе пуста, ни одного автомобиля, ни троллейбусов с автобусами, которых здесь вообще-то не меньше десятка разных маршрутов – ни-че-го.

А вот мы, увы, не такие везучие. Одновременно с нами у перехода оказываются целых два троллейбуса, один за другим они медленно и торжественно поворачивают с Басанавичюса на Пилимо, игнорируя наши робкие попытки воспользоваться своим законным пешеходным правом перейти улицу на уже загоревшийся зеленый. Ничего не поделаешь, приходится ждать, а потом рысью бежать по улице Траку в надежде, что вот сейчас, сейчас мы снова увидим вдалеке светлое пятнышко шапки Саливаныча, которого мы, олухи, так глупо упустили – не по своей, конечно, вине, но все равно по своей, всякий, кому не хватило удачи, сам дурак.

Такая вроде бы ерунда вся эта наша игрушечная слежка, с самого начала задуманная как шутка, даже не столько ради обретения постоянного доступа к божественным пирожкам с капустой, сколько для удовольствия от процесса, но елки, как же бешено бьется сейчас мое сердце, как звенит в ушах, и как почему-то трудно сразу стало двигаться, словно мы вдруг оказались под водой, и на ногах у меня тяжелые водолазные башмаки, а воздух в баллонах на исходе. Да что вообще творится, что такое со мной?

Ясно на самом деле что. Просто я очень не люблю проигрывать. Даже в какой-нибудь бадминтон или, скажем, настольный хоккей. И даже когда я, к примеру, берусь сажать кабачки с огурцами на родительском огороде, каждый увядший росток будет для меня ударом ледяного копья в самое сердце; к счастью, посаженные мной растения почти никогда не вянут, просто не хотят связываться. И правильно делают, что не хотят, потому что мне всегда надо, вот просто жизненно необходимо довести до успешного конца все, за что возьмусь, настоять на своем, победить. Такая уж у меня дурацкая конструкция.

В детстве было гораздо проще, тогда, проиграв, можно было сразу затеять драку с победителями, или просто орать, пока все не убегут прочь, зажимая уши, и зачесть себе эту выходку как внеочередную победу, а теперь приходится держать лицо, взрослым так положено, и это правило, в отличие от множества прочих, действительно лучше не нарушать. И вот нам результат: стоило потерять из виду Саливаныча, и я уже практически в обмороке, причем только потому, что обморок – самый простой способ сразу оказаться вне игры, которая вдруг пошла как-то не так. И не проиграть.