– Нет… Простите меня… Я не хотел… Моя утренняя голубка…
Эммануэль с трудом сдерживает смех, но отчаяние молодого человека не знает границ.
– Продолжайте, – шепчет она, прижимая его к себе, – вы не сделали мне больно.
Она заставляет его встать, чтобы чувствовать его дыхание на своих губах, целует его.
– Вы ошибаетесь, – говорит он. – Выгоду от всей этой операции должен получить китайский народ.
– Продолжайте… Я спросила у вас, в чем состоит цель этой запрещенной законом торговли, но вы ответили мне слишком смутно. Выражайтесь яснее!
– Вы правы. Но сначала позвольте мне сказать, что я никогда не знал таких женщин, как вы, Эммануэль. Я объявляю себя побежденным. Спрашивайте меня: я больше не будут требовать оплаты за свои ответы…
Эммануэль смотрит на него с нежностью, прикасается к его лицу и снова целует его.
– Начнем с самого начала. Ваш посол – он в курсе?
– Нет. Мне поручили эту миссию без ведома других.
– Вы знаете Клаудио и Сильвану, моих хозяев?
– Не лично.
– А Мервею?
– Естественно. Она выступала в качестве посредника между ними и мной.
– Занимались ли вы с ней любовью?
– Нет.
Эммануэль улыбается и снова целует его в губы. Но на этот раз поцелуй получается более долгим, однако она пока еще не подключает к нему свой язык. Она лишь пробегает им по сомкнутым губам дипломата.
– Иди сюда, Сухэ, – говорит она по-китайски.
Малышка приближается, ее лицо совершенно бесстрастно. Эммануэль обнимает ее, и легкий трепет пробегает по устам юной китаянки.
– Что за цель у этой операции? – спрашивает она.
Ее рука скользит между складками кимоно Сухэ, находит завязки, развязывает их. Но она не раздевает девочку, она лишь находит ее живот, нежно проходит чуть выше. Глаза Бихара сосредоточены на этом движении, происходящем под тканью.
– Информировать китайский народ о том, что реально происходит в его стране.
Молодой дипломат добавляет:
– И в остальном мире, конечно же. Может быть, это поможет ему продвигаться в направлении, мужественно указанном молодыми мучениками Тяньаньмэнь
[22]
. А это истинная весна. Демократия!
Рука Эммануэль останавливается на груди Сухэ, и она чувствует, что она твердая и круглая, как апельсин.
– Будьте точнее. Какая взаимосвязь между этими фальшивыми IBM-платами, «сделанными в Силиконовой долине»… но прибывшими с Дальнего Востока и дезинформацией в Китае?
– Дело в деньгах, которые они принесут, мадам.
– Кто их будет покупать, Бихар?
Лоб дипломата покрывается потом. Рука Эммануэль хватает другую грудь Сухэ с такой силой, что у малышки вырывается стон.
– КТО?
– При других обстоятельствах я бы совершенно не одобрил подобную сделку… Скажем так, один европейский производитель.
– И операция будет продолжаться в Китае? Каким образом?
Бихар не отвечает и замыкается в себе. Эммануэль вспоминает недавний случай, произошедший во Франции: исчезновение в штаб-квартире одного ежемесячника секретных файлов, содержавших информацию о различных китайских деятелях, которым угрожали суровые репрессии. Конечно, программное обеспечение обнаружили через два дня, но разве за это время данные не были скопированы китайскими спецслужбами? И это явно объясняет нерешительность молодого человека.
– У меня есть там друзья, – шепчет дипломат. – Хотя мне практически невозможно общаться с ними. Я ни за что не хочу навлечь на них серьезные неприятности.
– Я тоже, вы можете быть в этом уверены, – искренне признается Эммануэль. – Верьте в мою предусмотрительность.
Отказавшись на время от своего допроса, она проводит рукой по спине Сухэ, одновременно притянув к себе лицо девочки-подростка. Теперь складки ее кимоно разошлись, и показалось тело мягкого янтарного цвета. Ее живот пульсирует…
И тут Эммануэль вдруг резко перемещает лицо к гладкому низу ее живота и начинает целовать промежуток между ее стройных бедер.
– Эхо-помехи, – поспешно говорит восточный человек, как бы желая побыстрее освободиться от тяжелой тайны. – Вот. Теперь вы знаете об этом не меньше меня.
Заинтригованная неизвестным термином, Эммануэль повторяет:
– Эхо-помехи?
– Вы, наверное, слышали, что в Китае передачи «Голоса Америки» и других западных радиостанций глушатся. Китайцы, таким образом, отрезаны от мира, и они даже не знают, что происходит в их собственной стране. Один японский инженер, в настоящее время находящийся на стажировке в Лондоне, разработал там несколько месяцев назад своего рода декодер, который позволяет устранить помехи.
– То есть платы производят по ту сторону Ла-Манша?
– Нет. Это миниатюрные детали размером с зажигалку. И их крупномасштабное производство обеспечивает Тайвань.
– А деньги, значит, используют для покупки этих устройств для китайских университетов, для средств массовой информации, для крестьянских общин?
– Да.
– Но вы не все мне сказали, и вы это знаете…
Подняв ткань кимоно Сухэ, Эммануэль отбрасывает ее ей на плечи, и девушка стоит обнаженная, с плоским животом, отмеченным снизу черным, хорошо разделенными небольшими грудями, узкими, как у ребенка, бедрами, грациозными руками и по-прежнему бесстрастным лицом.
– Они будут доставлены из Тайваня в Китай на корабле, приписанном к Бангкоку.
– Наконец-то! – радуется Эммануэль.
Она чувствует интенсивное облегчение: именно по этой причине Жан, столь верный принципам свободы, впутал ее в это приключение, в котором он, очевидно, и является главным инициатором. Все ее неприятности исчезают. Теперь она больше не боится трудностей, которые, без сомнения, все еще ожидают ее. Завтра она подумает об этом. А сейчас она хочет жить полноценной жизнью, полностью отдавшись удовольствиям.
Она поворачивается и обнимает молодого человека, а тот встает на колени рядом с ней и опрокидывает ее на ковер в диком объятии. Вместе они катятся к ногам Сухэ, которая при этом не сдвигается с места ни на сантиметр.
– Раздевайся, – говорит Эммануэль дипломату. – И ты, Сухэ, присоединяйся к нам.
Малышка послушно присаживается, позволяет обнять себя, и молодая женщина накрывает ее, берет за грудь, смелым движением бедра раздвигая юношеские ноги. Опытный язык приоткрывает ей рот и проникает внутрь, и язык девушки страстно отвечает ей. Эммануэль чувствует, что китаянка одной рукой вцепилась ей в шею, а другой касается ее груди… Поцелуй продолжается в каком-то исступлении, языки переплетаются, погружаясь в смешанную слюну, сладкую, словно мед. Эммануэль трется животом о вытянутую ногу своей подруги, тихо зовет ее, выгибаясь и забираясь верхом на эту молчаливую кобылку. Но та уже жаждет чего-то другого…