– Юрочка, – молвила мама ласково, по возможности спокойным голосом, – полежи пока. Я сейчас обед разогрею, вон, картошки купила, отварю ее…
– Лучше пожарить, – клацнул зубами папа.
– Хорошо, пожарю. – Мама взяла мужа под руку и, прикрывая спиной полки, вывела его из кухни. «Там еще сахарница, – лихорадочно думала она, – мед и айвовое варенье. Если, конечно, он все это уже не съел».
– Я полежу на диване, – выпятил губу папа, – скоро футбол будут передавать.
– Конечно-конечно. – Мама заботливо накрыла его пледом. – Ты полежи пока, а я пойду обед разогревать.
Она включила телевизор, настроила пассатижами первый канал, поворошила антенну так, чтобы ноги и головы людей на экране сфокусировались в нужных местах. Провела все манипуляции, не отрывая немигающего взгляда от переносицы мужа.
– Так хорошо?
– Да. – Папа сложил на груди руки. Мама припустила к плите. Времени оставалось катастрофически мало – сложенные на груди руки означали, что минут двадцать папа еще продержится. А далее кухню от штурма не спасет уже ничто.
Как говорится, тем временем…
Тем временем мы с Манькой, закончив занятия в музыкалке, отправились в детский садик – забирать Гаянэ и Сонечку. Манька пошла за Гаянэ, а я заглянула в ясли. Прямо в раздевалке, напротив своего шкафчика с красным грибочком на двери, восседала на горшке Сонечка. В руках она держала пустой стакан с разводами кефира на стенках, под носом у нее воинственно вырисовывались белые усы.
– Сестра сегодня решила дожидаться тебя исключительно здесь и исключительно на горшке, – устало вздохнула нянечка тетя Асмик. Она тяжело поднялась со скамейки и отобрала у Сонечки стакан.
– Ну что, малолетний ирод, добилась своего?
– Дя, – радостно кивнула Сонечка.
Тетя Асмик протерла полой халата кефирные усы сестры, подняла ее с горшка, заправила в трусы кофту, а потом натянула колготки аж под самые подмышки. Сонечка мигом спустила колготки и трусы и по новой проделала все манипуляции.
– Отак! – воинственно выпучилась она.
– Сразу видно кровь Пашо, – хмыкнула нянечка.
– А что такое кровь Пашо? – Я вытащила из шкафа курточку сестры.
– Спроси у отца, кто такой Пашо, он тебе расскажет, – вздохнула тетя Асмик, – столько лет работаю в яслях, но с таким упрямым ребенком встречаюсь впервые.
Я взяла Сонечку на руки и, осторожно нащупывая ногой ступеньки, стала спускаться по лестнице. Сестра смотрела мне в лицо влюбленными васильковыми глазами и периодически целовала в щеку.
– Вот и тииии, – радовалась она.
– Как меня зовут?
– Найна.
– Уже лучше.
– Пяхой садик, – нахмурилась Сонечка.
– Ты опять всех доводила? – прокряхтела я.
– Дя.
– Зачем?
– Нинаю.
Манюня с Гаянэ дожидались нас возле ворот.
– Вот и тииии, – снова обрадовалась Сонечка.
– Да, вот и мы. Ты опять всех доводила? – спросили хором Манюня с Гаянэ.
– Дя.
– Зачем?
– Нинаю.
Чуть ли не с первого дня рождения Сонечка демонстрировала поразительную неуступчивость. Бердский ишак – это про нее. Если нам нужно было, чтобы Сонечка отправилась спать, мы говорили – а сейчас Сонечка будет кушать.
– Ня, – хмурилась Сонечка. – Сонуцка хацю баюбайики!
Если надо было, чтобы Сонечка пошла направо, то вся семья как по команде поворачивала налево. Тогда был хоть какой-то шанс добраться до пункта назначения в полном составе.
Вот и сейчас мы хором заверили Сонечку, что идем гулять.
– Ня, – нахмурилась она, – Сонуцка хацю домой!
– Домой так домой, – обрадовались мы, взялись за руки и, притормаживая пешеходное движение по тротуару, направились домой. По центру шеренги топали Сонечка с Гаянэ, по краям гарцевали мы с Манькой.
Дорогу на перекрестке мы всегда переходили особенно осторожно.
– Слева машина, – предупреждала я. Где-то далеко, на горизонте, виднелся автомобиль. Мы терпеливо ждали, пока он проедет. Можно было уже двигаться.
– Справа грузовик! – орала Манька. Мы тут же притормаживали. Грузовика еще не было, но по остервенелому лязгу, доносившемуся до нас, можно было предположить, что скоро он появится. И действительно, через минуту из-за поворота выкатывался доисторический монстр и, осатанело рассыпаясь на запчасти, проезжал мимо. Итого торчали мы на перекрестке до того момента, пока какой-нибудь сердобольный взрослый не брал нас за шкирку и не переводил на другую сторону.
Сегодня перейти дорогу нам помогла Манина классная руководительница, так удачно оказавшаяся в нашем районе.
– Мария, ты уже сделала математику? – строго спросила она.
– Вот как раз с Наркой сейчас и будем делать, – заверила ее Манька.
– А чего это ты ей соврала? – спросила я, когда учительница попрощалась с нами и пошла дальше.
– А чего она со мной, как с маленькой? – обиженно засопела подруга.
Во дворе дома нас поджидал неприятный сюрприз – возле подъезда в крайне задумчивом выражении лица стояла Каринка. У меня больно закололо в боку. Крайне задумчивое выражение у сестры случалось только тогда, когда она выкидывала что-то из ряда вон выходящее. Мы убавили шаг. Манюня уважительно пригладила боевой чубчик. Я сникла.
– Вот и тииии, – обрадовалась Сонечка.
– Да, это я, – Каринка чмокнула Сонечку в кругленькую щечку, – доводила всех в яслях?
– Дя!
– Молодец!
– Кари-ин, а чего ты натворила? – протянула я.
– Да так, – шмыгнула сестра.
– Художественную школу спалила? – похолодела Манька.
– Да ну вас!
– Окна выбила?
– Нет.
– А чего? – У меня защипало в носу. Смотреть на задумчивую Каринку было тем еще испытанием!
Сестра вздохнула.
– Ну, мы сегодня рисовали кувшин. А я захотела нарисовать самолет. Вот.
– И?
– И нарисовала. А преподаватель поставил мне двойку. А я рассердилась и сказала, что он пиляд.
– Чтооооо?
– А он побежал вызванивать маму.
Это была катастрофа. Вся наша компания горестно сгрудилась возле подъезда. За употребление плохих слов нас немилосердно наказывали. Еще жива была в памяти история, когда за фразу: «Это не заболевание, а настоящий пиляд», – Ба выпорола Маньку шлангом от стиральной машины. А Манька, между прочим, плохим словом ругала скарлатину, из-за которой месяц провалялась в постели. Можно сказать – по делу ругала.