– Вовсе не чушь. Сознание и мысль – духовная составляющая вселенной… Мысль камня непонятна для органической скоротечной жизни…
– Что ты имеешь в виду?
– Это другая субстанция. И не менее… а может, и более истинная.
– Ты совсем сошел с ума?
– Возможно. Но настоящую истину не знает человек…
– А кто знает?
– Камень, – твердо сказал Роман.
– Ну, Григорич, без алкоголя мои уши не могут этого стерпеть… Я пошел к себе.
– Ладно, Ингнатич, не обижайся… Как-нибудь выпьем… и продолжим…
– Хочешь, налью, Григорич? У меня ведь все наготове.
– Я ведь за рулем и еду на дачу.
– Давай в следующий раз приходи не к машине, а ко мне в гараж… У меня ведь лучше, чем в каменной квартире.
– Хорошо, приду как-нибудь к тебе отдохнуть.
– Вот это по-нашему, – улыбался Игнатич.
Роман Григорьевич немного пожалел, что так рано поехал на дачу. Дневная жара застала его в дороге. Приехав на место к вечеру, он так же не ощутил желаемой прохлады и расслабления. Хотя время было уже позднее, было светло и спать не хотелось.
Он набрал миску белой смородины, немного клубники, достал привезенную бутылку виски и сыр сулугуни.
Когда стемнело, Роман Григорьевич почувствовал себя прекрасно. Он прошелся по саду, прислонился к яблоне и долго смотрел на прозревшее звездами небо. А оно было загадочно-близким и понятным. Он допоздна сидел в саду на лавочке у дома и слушал тишину.
А неведомо для него также вдалеке молчаливо грустила кукушка.
Роман Григорьевич проснулся с тревогой. Он долго не мог понять и ощутить свое состояние.
Вроде бы все в норме: никаких болей и неудобств в теле, но тревожное беспокойство не проходило.
Он встал, открыл окно. Снова лег, закрыл глаза.
Сон как будто пропал. Часы пробили два. Он ворочался не находя положения тела. Расслабления не было. Издалека ухо уловило писк комара. Через минуту комар уже звенел ближе. Он почувствовал прикосновение на лице и ладонью шлепнул наугад. Тишина…
«Видимо, попал…», – отлегло от напряженных нервов.
Неприятно щемило сердце в груди.
Он опять забылся. Неожиданный крик вновь разбудил его.
«Странный крик», – подумал он, и тут же понял, что это вскрик его самого во сне.
Часы пробили четыре. Не спалось.
Он попытался вспомнить только что посетивший его сон. Скорее те обрывочные картины, миражи своего временного забвения.
Снился Сфинкс… Да, именно тот самый Сфинкс – лев с человеческой головой, лежащий у подножия великих пирамид.
Необычное видение подсказывало, что теперь он готовится снова в небо, чтобы спасти человечество во время апокалипсиса, перепрыгнув на другую планету… Роман Григорьевич теперь всей душой ощутил символику неведомой сакральной фигуры, которая молча вещала:
– Колоссы окружающих меня пирамид подсказывают конкретные сроки биологической жизни на этой планете… ибо всему наступает предел… Предоставленное человечеству время не оправдало надежд… Нет необходимости плодить рабские особи… это бездуховно. Выжившим придется перебираться на другую планету…Эхо земли и дух ее останется в памяти вселенной даже после того, когда ее покинет или будет уничтожен последний живой ее обитатель.
Он опять задремал.
Роман Григорьевич вновь неожиданно проснулся, рука затекла. Он хотел подняться, но не было сил. Заныло сердце.
И только рассвет помог немного прийти в себя. Он медленно поднялся и вышел на воздух. У ограды он услышал писк.
Он подошел ближе и увидел пищащего котенка, который настырно смотрел на него и полз в его сторону настойчиво и смело. Сетка мешала его движению, но он будто не замечал ее, передвигал лапы и двигался из-за этого вверх к небу.
– Что ты хочешь, божья тварь? – прошептал Роман Григорьевич, – Взять себе тебя не могу: сам здесь я временный житель.
Как будто поняв человека, котенок успокоился и побежал в сторону от изгороди.
На следующий день соседка Полина Егоровна поведала ему, что приютила у себя котенка, который сам пришел на участок.
И уже позднее он понял, что и одиночество – своеобразная близость к духу.
Уже утром он нашел в старых книгах толкователь снов и удивился предсказанию. Сон с видением сфинкса – предвестие большой опасности, которой можно избежать, если будут найдены правильные ответы на вопросы, которые беспокоят.
Люди боятся смерти. Они бояться ее сейчас, а не когда-то потом. Потом это – неопределенное и не конкретное, просто где-то далеко. И человек не знает своей смерти: он ее и не узнает даже, возможно, переходя в другое измерение. А увидят ее только окружающие, когда он безмятежно уснет. Это что-то другое, непонятное. Странная игра в кошки-мышки, когда кошка рядом настолько, чтобы замешкаться или убежать в уютную заветную норку.
13
Звонок жены разбудил Романа Григорьевича рано утром:
– Съезди к сыну… Он звонил из больницы… в которой уже был… на Стромынке… Ты знаешь адрес… Он не дозвонился до тебя…
– Хорошо, я выезжаю.
Роман Григорьевич знал, что сын года два назад развелся с женой, и ему не к кому было обратиться кроме отца.
В словах жены прослушивалась явная безнадежность и нежелание участвовать в надвигающихся проблемах с сыном. Роман Григорьевич всегда чувствовал это, но не обижался.
«Это правильно… Я сам… не смог… не нашел подхода…» – сбивчиво думал он, собираясь в дорогу.
В машине он принял решение:
«Пожалуй, надо помириться с женой… она ведь тоже близкий человек… ни в чем не виновата…»
При разговоре с врачом Роман Григорьевич все понял, когда услышал слова «преодоление абстинентного синдрома».
Войдя в палату, он увидел сына с весьма потерянным взглядом. Небритость подчеркивала болезненное состояние и придавала его лицу вид совершенно не молодого человека.
– Спасибо, что быстро приехал.
– Конечно, Валерий… Я разговаривал с врачом… и все знаю…
– Ты поможешь оплатить лечение?
– Да-да, не волнуйся… Надо восстановиться… Но я надеюсь…
– Я не очень надеюсь, – прервал его сын, – Когда кругом эти черномазые шныри с травками… практически суют в карман…
– Сын, ты же не первый раз…
– Я на работе поругался… и хочу уйти… надоели эти наглые и алчные козлы…
– А как же?
– А также, отец, – опять вспыхнул Валерий, – …я решил продать квартиру… и уехать из Москвы.
Роман Григорьевич молчал, не зная, что возразить.