Часть II
Пилчер
Заплутавшие Сосны
Двенадцать лет назад
Было утро.
Утро осеннего дня.
В его предыдущей жизни небо не было таким синим. Можно было смотреть прямо в бездонную глубину, отливающую фиолетовым цветом. Воздух был таким чистым и прозрачным, что все казалось нереальным, а краски – ослепительно яркими.
Пилчер шел по дороге в город. Она была заасфальтирована всего две недели назад и все еще пахла гудроном. Он прошел мимо новенького рекламного щита, на котором рабочий выводил букву «а» в слове «рай». По завершении девиз на щите будет гласить: «Добро пожаловать в Заплутавшие Сосны, где обретается рай!»
– Доброе утро! – бросил Дэвид. – Отличная работа.
– Спасибо, сэр! – отозвался рабочий.
Городу предстояло еще долго строиться, но долина уже начала выглядеть почти обжитой. Лес был по большей части вырублен: осталось лишь некоторое количество деревьев, которые будут затенять уличные тротуары и дворы перед домами.
Мимо проехала бетономешалка. Вдалеке виднелись несколько домов, находящихся на разных стадиях готовности. Для постройки жилых зданий все было подготовлено еще до ухода в анабиоз. После того как были заложены фундаменты, работа, похоже, ускорилась: город рос все быстрее с каждым днем, дома обретали форму… Школа была почти достроена. У больницы был сооружен каркас трех нижних этажей.
Пилчер дошел до выровненного, но еще не заасфальтированного перекрестка – в дальнейшем это будет угол Восьмой и Главной улиц. Вся долина гудела от отдаленного воя цепных пил, сквозь который прорывались слаженные удары молотков, вгоняющих гвозди в брусья. Дома вдоль будущей Мейн-стрит были уже возведены, хотя и не отделаны: желтые сосновые доски ярко сияли на утреннем солнце.
Подъехал Арнольд Поуп на открытом джипе «Рэнглер»: он выбрался из машины и не спеша подошел к нему.
– Прибыли взглянуть на то, как продвигаются дела?
– Великолепно, не так ли? – улыбнулся его начальник.
– Мы уже опережаем график. Если все пойдет хорошо, сто семьдесят домов будут завершены до того, как пойдет снег и будет готова внешняя отделка всех зданий в городе. Это означает, что мы сможем продолжить внутреннюю отделку зимой.
– Так на какой срок я могу назначить официальное разрезание ленточки?
– На следующую весну.
Пилчер улыбнулся, вообразив это: теплый день в мае, по всей долине яркие цветы, нежная травка, молодые, желтовато-зеленые листья…
Новый старт. Человечество начинает с чистого листа.
– Вы уже подумали, как объясните все это первым обитателям? – спросил тем временем Арнольд.
Они шли посреди улицы. Дэвид оглядывал леса, обрамляющие здание, которое должно будет стать оперным театром.
– Я полагаю, что вначале они будут потрясены и не сразу смогут поверить в то, что произошло, – сказал он задумчиво, – но когда они поймут, что я даю им шанс стать частью чего-то подобного…
– Они падут на колени, вознося вам хвалу, – довершил Поуп.
Пилчер улыбнулся. Мимо прогрохотал грузовик, везущий неошкуренные бревна.
– Можешь ли ты постичь, как велика эта возможность? – рассуждал Дэвид. – В мире, откуда мы пришли, наше существование было невероятно легким. И полным неудовлетворенности из-за этой легкости. Как чувствовать себя значимым, если ты всего лишь один из семи миллиардов? Когда еда, одежда и вообще все, что тебе нужно, покупается в соседнем торговом центре? Когда мы одурманиваем наш разум, погружаем его в сон различными зрелищами, демонстрируемыми нам «в улучшенном качестве», значимость жизни, сама цель нашего существования утрачивается.
– И какова же она? – спросил Арнольд.
– Что именно?
– Наша цель.
– Увековечить наш вид, конечно же. Править этой планетой. И мы будем править ею снова. Не при твоей и не при моей жизни, но будем. У людей, которых я вывел из анабиоза, чтобы населить свой город, не будет айфонов, айпадов, «Фейсбука», «Твиттера» и интернет-магазинов. Они будут общаться так, как когда-то общались наши предки. Лицом к лицу друг с другом. И будут жить, зная, что они – последние из человечества, что за оградой обитают миллиарды чудовищ, жаждущих пожрать их. С этим знанием они будут жить в полном понимании того, что при таких невероятных ставках их жизни имеют непревзойденную ценность. И разве не этого мы хотели в итоге? Чувствовать себя полезными? Или ценными?
Пилчер улыбнулся, глядя, как его город – его мечта – оживает буквально на глазах. Чуть помолчав, он добавил:
– Это место станет нашим Эдемом.
Тёрнеры
Джим Тёрнер поцеловал восьмилетнюю дочь в лоб и утер слезы, струящиеся из ее глаз.
Она спорила с ним:
– Я хочу, чтобы ты остался с нами!
– Я должен охранять наш дом.
– Я боюсь!
– С тобой останется мама.
– Почему снаружи кричат люди?
– Я не знаю, – солгал мужчина.
– Это из-за тех чудовищ? Нам рассказывали о них в школе. Мистер Пилчер защищает нас от них.
– Я не знаю, кто они такие, Джессика, но я должен сделать все, чтобы с тобой и с мамой ничего не случилось, понимаешь?
Девочка кивнула.
– Я люблю тебя, милая, – сказал ее отец.
– Я тоже люблю тебя, папочка.
Джим встал и обхватил ладонями лицо жены. В темноте он не видел ее, но чувствовал, как дрожат у нее губы, как мокры от слез ее щеки.
– У вас есть вода, еда, фонарик, – сказал он. Попытался пошутить: – Даже горшок, чтобы писать в него.
Супруга обняла его за шею и прошептала ему на ухо:
– Не делай этого.
– Другого способа нет.
– Подвал…
– Не выйдет. Доски слишком длинные, они не лягут поперек двери. – Тёрнер слышал, как их соседи, Миллеры, умирают в своем доме через дорогу. – Когда настанет время выходить…
– Ты выпустишь нас.
– Только этого я и хочу. Но если я не приду, чтобы сделать это, используй гвоздодер. Тебе нужно будет отжать им косяк.
– Нам нужно было остаться вместе со всеми.
– Знаю, но мы не остались и теперь делаем все, что можем, чтобы выжить. Что бы вы ни услышали, что бы ни происходило в спальне, оставайтесь в шкафу и не издавайте ни звука. Закрой ей уши, если…
– Не говори так! – простонала Грейс.
– Если что, папочка? – с любопытством спросила их дочь.
– О, Боже, не говори так! – воскликнула миссис Тёрнер.