Гринвичский меридиан - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Лавряшина cтр.№ 78

— Она… она что-нибудь говорила про Пола? — сама не пойму, кого я имела в виду.

У Андрея сразу померкло лицо:

— Говорила… Она ждет, что он повезет ее к королеве.

"Кого?!"

Он как бы ненароком пояснил:

— Они ведь вместе лежали в больнице. Ты не знала?

— Нет.

— Томочка…

— Не надо! — я быстро пошла к дверям, продолжая говорить на ходу. — Ничего не спрашивай. Все хорошо. Все у меня отлично! Главное, что ребенок будет. Ты ведь теперь понимаешь, как это важно? Раньше я не особенно хотела детей, а теперь дождаться не могу.

Я и не заметила, как заплакала. Только на морозе, когда ветер стянул лицо ледяной коркой, я догадалась, что оно все мокрое. Я не попрощалась с Андреем и не забрала скальпель. Честно говоря, я попросту забыла о них обоих.

Дом художника находился через дорогу. Когда Рита добивалась квартиры, местоположение ее будущего жилья числилось в списке требований едва ли не первым. До ее дома я дошла в каком-то беспамятстве, даже не заметив яростного ветра, который не имел направления и нападал со всех сторон. Ледяные дорожки подползали прямо под ноги, но я все время помнила, что падать мне нельзя, и шла, растопырив руки, как пингвин. Снег повизгивал при каждом шаге, и всякий раз мне слышался новый возглас: "Беги! Рита… Мимо… Умри…"

— И не подумаю!

Спохватившись, я оглянулась: не слышал ли кто. Но зимние вечера всегда одиноки — люди прячутся от них в квартирах, тоже не очень теплых, но все же имеющих стены, о которые разбивается ветер. Он не давал дышать. Мне все время казалось, что сейчас я потеряю сознание от нехватки кислорода. Может быть, Пол также задыхался той ночью, когда остался один? Может быть, это не ветер душит меня, а оставленное Полом одиночество?

В сухом и теплом холле Дома художника я наконец отдышалась. Пытаясь освободить горло, я сняла шапку и шарф и услышала разгневанный Ритин голос, который доносился откуда-то сверху. Осторожно перешагивая через ступеньки, чтобы скорее добраться, я поднялась на второй этаж и заставила себя собраться. Предстоящая встреча была вдвойне тягостной, ведь мне предстояло не только столкнуться с Ритой, но и увидеть чужие работы, которые, в отличие от моих, хотя бы написаны.

Что сказать Рите, я понятия не имела. Прокравшись в неосвещенный зал, я остановилась. На меня смотрели незнакомые лица, искаженные сумраком и воображением художников. Следы самой жизни разбегались по стенам, а я пыталась прочесть их, как начинающий охотник. Цвета терялись, а формы смазывались, но все же я сумела кое-что разглядеть до того, как вновь раздался Ритин голос. Она жестко сказала кому-то:

— Если мне нечего будет везти в Лондон в следующем месяце, я с тебя три шкуры спущу!

— Да пойми ты, — я узнала Володю Колосова, — не работается мне и все тут!

Тихий бумажный шорох прервался брезгливым возгласом:

— Пойди, опохмелись, ничтожество! Я ему такие перспективы сулю, а он только о бутылке и думает. Пошел вон отсюда!

Володя обиженно огрызнулся — видно, уже спрятал деньги:

— На кой черт мне твой Лондон! Я — русский художник. Я хочу быть понятым здесь.

— Ой, перестань… Кому тут нужна живопись? Много ты народу видел сегодня в том зале? Ни одного паршивого человечка… Не говоря уже о журналистах. Они вообще все местное презирают. Но вот посмотришь, что будет, когда ты получишь признание за границей! А ты его получишь. Ты ведь талантливый мужик! Хоть и пьяница…

Неслышно попятившись, я выбралась на лестницу и сбежала вниз. Другие шаги уже слышались наверху, пришлось спрятаться за огромной вазой, чтобы меня не заметили. Но, увидев Володю, я сама вышла, чем напугала его до смерти. Не позволив Колосову издать ни звука, я вытолкала его на улицу и затащила за угол.

— Тамара, — наконец выдохнул он с изумлением, — ты что тут делаешь? Сто лет тебя не видел!

Когда-то я приносила ему свои работы, потому что считала Колосова самым талантливым и была немножко влюблена в него. А может, только в его талант, как и в Славин… На мое счастье, Володя был женат и часто уходил в запой. Что-нибудь одно еще можно было принять, но двойной груз был мне не под силу.

— Спаси меня, Володя!

— Спасти? Я?! Да что ты! Разве я могу кого-нибудь спасти?

Вид у него действительно был жалкий — помятое пальто не его размера, ободранная сбоку кроличья ушанка, большие валенки. Но я убежденно сказала:

— Можешь. Для этого даже делать ничего не надо. Вот именно, главное — ничего не делать. Потяни с этой выставкой до лета, мне хватит.

Он по-прежнему ничего не понимал и все пытался повернуть меня к фонарю, словно подозревал, что я смеюсь.

— Для чего хватит-то?

Нечего было и пытаться объяснить ему что-нибудь. Наверное, никто на свете не сумел бы понять, что же произошло у нас с Полом. И уж тем более никто не знал — как теперь быть?

— Просто помоги мне, — беспомощно пролепетала я, цепляясь за его рукав и уже сама не веря в то, что говорю.

Но Колосов вздохнул так горько, что я сразу поняла: надежды нет.

— А кто мне-то поможет? Эта выставка — мой последний шанс. Как я могу потянуть с ней? От меня жена хочет уйти. Денег ни черта нет! — он громко хлюпнул носом. — Только на водку и хватает. А ты говоришь — до лета… Я Рите руки должен целовать за то, что она для меня делает.

— Она не для тебя это делает…

— Все равно, — уныло отозвался он. — Может, я и с боку припека, но она меня вытянет. Она такая баба… Как ледокол "Ленин".

"Она раздавит меня, — отчаяние толкнуло меня в спину, и я бросилась бежать, оставив Колосова. — Раздавит и не заметит… Пол! Ох, Пол… Вся надежда на тебя… Не подведи меня, пожалуйста. А то как же я?"

Ланя ждала меня в том же уголке, неизменная, как диванная подушка. Не раздевшись, я прошла к ней и противным жизнерадостным голосом объявила:

— Риту можно больше не бояться. У нее теперь полноценная семья, ребенок. Не может же она бросить ребенка ради мужчины, который ее даже не любит!

Ланя только горестно вздохнула:

— Какая ты до сих пор наивная… Может, тебе опять нужно подлечиться?

Я включила свет, и она исчезла.

— Пол, вы хотели познакомиться с моим мужем… Он тоже этого хочет. Приходите сегодня к нам обедать, у меня именины.

Записав адрес, Пол повесил трубку. Обычно он вежливо отказывался от подобных предложений, на ходу придумывая какую-нибудь отговорку. После возвращения из России Пол беззастенчиво ссылался на свое сердце, и перед этим аргументом отступали даже самые настойчивые.

Но Эмме он не отказал. Не потому, что не смог, просто не захотел. И еще немного соскучился в своем тихом доме, ведь наплыв любопытных посетителей уже спал. Зима ползала по Лондону мелкими, прерывистыми, как дыхание тяжелобольного, дождями. Пол пытался дышать в забытом ритме и удивлялся, как же быстро приучился вбирать воздух всей грудью. Так дышат влюбленные — глубоко и часто, пьянея от избытка кислорода.