Молот ведьм - читать онлайн книгу. Автор: Константин Образцов cтр.№ 46

Тарас проморгался и посмотрел вокруг. Дианы не было видно. Он осторожно провел лучом фонаря от стены к стене, посветил в сторону арки, потом, вздрогнув от мысли, что она ползает у его ног, резко осветил пол — ничего. Подвал был темен, тих, пуст, только пыль возбужденно кружилась в воздухе вместе с кисловатым, железистым запахом пороха.

— Эй, — негромко позвал Тарас и испугался собственного голоса. — Ты где?

Тишина.

— Ты где? Жива еще?!

Никакого ответа. Только еле слышно гудит дыхание спящего города, доносящееся сквозь разбитое окно. Тарас осторожными шажками подобрался к дверному проему, поднял пистолет и резко направил фонарик в сторону выхода. Никого, только серые стены. Путь свободен. Он отвернулся от двери и проорал на весь гулкий подвал:

— Ну и черт с тобой! Все, я сваливаю! Гудбай!

Сильная рука схватила его сзади за спутанные длинные волосы и резко рванула, запрокидывая голову вверх. Тарас взмахнул руками, не успев удивиться, как Диана оказалась у него за спиной, там, куда он смотрел секунду назад и где негде было спрятаться, и рефлекторно нажал на спуск. Прогремел выстрел, и последняя пуля ушла в потолок, обрушив сверху облако удушливой пыли. Острое лезвие с силой скользнуло по горлу под бородой, из взрезанных вен ударили тяжелые темные струи и с мокрым шлепком плеснулись на каменный пол. Густая горячая кровь волной залила грудь. Тарас захрипел и осел на колени. Пистолет выпал из рук, которыми он рефлекторно пытался зажать рану: со стороны это выглядело так, словно он стремился задушить самого себя, и возможно, не без успеха.

Диана медленно обошла стоящего на коленях Тараса, поставила ногу ему на плечо и легонько толкнула. Он издал булькающий звук и повалился на спину. Ноги в огромных остроносых сапогах заскребли в луже крови, оставляя широкие темные полосы на сером полу, как мазки на картине безумного авангардиста. Диана нагнулась. Глаза Тараса выпучились и дико вращались, рот широко открывался, как у лягушки, пальцы вцепились в рассеченное горло.

— Все, все, — тихо сказала Диана. — Успокойся. Ты уже убит, все позади. Умирай.

Тарас несколько раз дрогнул всем телом и затих. Диана задрала ему куртку, вытерла нож о грязно-белую майку и выпрямилась.

Конечно, не обязательно было все делать самой: она могла обратиться к кому следует, и этот недалекий громила помер бы совсем другой смертью — например, попал под машину, или не проснулся после ночного кошмара, получив разрыв сердца. Но Диана привыкла свои собственные дела решать сама, без посторонней помощи. А это дело было почти уже закончено. Дверь в подвал она закроет на ключ; тело пролежит тут завтрашний день, а следующей ночью сюда придут люди — незаметные, серые, тихие. Они спокойно разрежут Тараса на несколько удобных для переноски частей, разложат по невзрачным хозяйственным сумкам и вынесут прочь. Пистолет они тоже возьмут, как дополнительный бонус. После этого Тарас пропадет навсегда; его труп не найдут, даже если будут искать, потому что он просто исчезнет, как исчезли ранее тела шести малолеток, сдуру сбежавших когда-то из домов, кто из детских, а кто из родительских.

Диана уже собиралась спрятать нож обратно под куртку, но передумала, как будто вспомнив о чем-то. Она присела рядом с покойником: руки его, ослабившие предсмертную хватку, мирно лежали теперь на груди. Диана сбросила их по обе стороны тела, покрепче взяла рукоять, удобно сидящую в обтянутой перчаткой ладони, и с силой всадила нож в грудь мертвеца, туда, где еще минуту назад билось сердце, заходившееся страхом и болью.

— Во славу твою, Господин, — прошептала она. — Нима.

Ночь со 2 на 3 апреля 20… года.

Сегодня опять приходила она.

Это происходит всегда одинаково. Сначала я слышу, как щелкает, открываясь, замок входной двери. Никакого скрежета ключа в скважине, просто два звонких щелчка в ночной тишине, раз и два. Потом тихий скрип — открывается дверь. Снова тихий щелчок. Дверь захлопнулась. Я в западне.

Я лежу в темной спальне, не шелохнувшись, под одеялом, жарким и мокрым от пота, и слушаю, как через гостиную легко ступают шаги босых ног. Легкий шорох, словно падают листья. Я закрываю глаза. Не хочу видеть, как откроется дверь в мою спальню, и только чувствую едва заметное дуновение воздуха, а потом запахи: потревоженной мокрой земли, сгнивших листьев, могильного тлена и старого недоброго леса.

Шаги приближаются. Я зажмуриваюсь и вцепляюсь в одеяло, натягивая его до подбородка. В неподвижной тиши мертвого часа, когда само время застыло, как стрелки старинных часов, раздается приглушенный смешок. Сдавленное, отрывистое хихиканье. Еще мгновение, и кровать скрипит и слегка прогибается под весом чужого тела. Она подползает на четвереньках, приподнимает край одеяла и забирается под него. К запахам леса и разрытой земли примешивается сладковатая, вязкая вонь мертвой плоти и горелых волос. Я едва могу дышать. Снова хихиканье, и ледяная ладонь скользит по моей груди, а к горячей коже прижимается холодное, влажное, липкое, гнилостно-мягкое тело. Ее ноги обвивают мои, словно в попытке согреться. Рука пробирается по животу, приближается к паху и накрывает его. Тогда я открываю глаза.

Это она. Волосы обгорели, осыпались черной трухой; один глаз вытек и закрылся, второй полон зеленоватой, мутной влагой; лицо обуглено с одной стороны, а с другой, где уцелела не тронутая разложением кожа, видны следы ссадин и кровоподтеков. На шее, как темный огромный паук, отпечаток моей пятерни.

Она останется на ночь. Я лежу до рассвета без сна, задыхаясь, оцепенев, и она со мной рядом, все гладит, гладит и гладит, мы будто счастливая пара, переживающая первые, самые сладкие ночи своей близости. Ни святыни, которые я не снимаю даже во сне, ни иконы в углу — те самые, спасенные из приемной карги — не избавляют меня от этих страшных визитов; словно после смерти она вернула часть своей власти надо мной, той, что некогда я отобрал.

Под утро она оставляет меня; медленно выбирается из кровати, словно утомленная страстью любовница, и выходит за дверь. Снова шелест шагов, тихий скрип и щелканье замка, раз и два. Я лежу и смотрю, как в слепых окнах дома напротив медленно светлеет тусклый рассвет.

Может быть, я сумасшедший? Возможно. Я изучил, как мог, данный вопрос: есть, например, явление истинных галлюцинаций, когда видения сочетаются с обонятельными и тактильными ощущениями. Наверное, было бы даже лучше, окажись моя ночная гостья порождением болезни и бреда. Я бы вздохнул с облегчением.

Но наутро, отбросив одеяло, я вижу грязные следы влажной земли, отпечаток лежавшего тела, а позже, выходя в коридор, подметаю прошлогодние листья, рассыпанные до самой входной двери — как желтые письма с приветом из неглубокой могилы.

Рабочий день пятницы близился к концу. В барах готовились к натиску жаждущих выпить. В борделях — к нашествию шумных и пьяных компаний. В дежурных отделах полиции — к потоку звонков ближе к утру. В больницах — к тому, чтобы обрабатывать раны, зашивать, вправлять и накладывать гипс. В морге при судебно-медицинском бюро санитары делали ставки на то, сколько трупов даст эта ночь. В офисах бизнес-центров крепостные капитализма в предвкушении смотрели на циферблаты, ожидая, когда пробьет час начала еженедельного Юрьева дня, чтобы успеть в бары, бордели, камеры полицейских участков, больницы и морги. В городе протирали стаканы и стойки, проверяли запасы презервативов и смазки, бензин в патрульных машинах, готовили иглы, антисептик и черные пластиковые мешки.