Именем Корпорации! - читать онлайн книгу. Автор: Марк Романов cтр.№ 7

Полковник Давлатов со стеклянными глазами сдержано кивнул, приступая к формированию папки со всеми данными, которые запросил Вуниш.

Ненастоящий человек с ненастоящим именем в ненастоящем костюме только что мягко промазал антисептическим вазелином задницу Давлатова и дружелюбно нагнул его над собственным же столом, и полковник только сейчас оценил жест доброй воли и своеобразное уважение к своей персоне. Вунишу ничего не стоило сделать всё это прямо перед личным составом офицеров, которых он попросил выйти из кабинета.

Право на одиночество является одним из исторически неотъемлемых прав всех жителей Соединённых Атлантических штатов, и наше правительство приложит все усилия, чтобы поддержать его безмерно. Даже если это приведёт к нарушению всех остальных, менее значимых прав.

Дж. Дж. Картер-Лавуазье, 21-й потомственный Президент САШ, Параллель-С1618, локальный год 1964.

Кто из нас менее одинок, нежели человек, затерянный в толпе ему подобных? Чьи руки трепещут в ожидании прикосновений, но никогда не получают их? Кому можно доверить свой драгоценный светоч разума, как пресловутый факел, с коим Диоген разгуливал по улицам, пытаясь найти человека счастливого?

Эммануэль Кантэ, мать троих детей, 1818 год, Кеннигтайн, Параллель-Ф1800

Сегодня я бы хотел поговорить с вами об одиночестве. не о том слабом его подобии, которому мы подвергаемся долгими зимними вечерами в натопленном доме у озера, куда мы выехали отдохнуть от городской суеты. Не об ощущении себя в темноте и холоде заброшенного барака на окраине рабочего посёлка Третьего Кольца. И не о понимании, что в этом мире очень мало людей, способных понять нас хоть как-то…

Всё это – тоже одиночество.

Но настоящее одиночество начинается с понимания, что тебя никто не ждёт.

Бедный рабочий, тратящий дневной заработок на бутылку дешёвого пойла в забегаловке Нижнего города, успешный – внешне, лишь внешне! – служитель одной из крупных конгрегаций, спускающий последние дукаты в сомнительном заведении «Танцующие Ивы», что на пересечении Тридцатой и Лоуренс-авеню, и глава Службы Надзора, ночи напролёт проводящий с дымящимся кувшином грога на столе и пистолетом у виска… Все они одиноки.

Я хотел бы верить, что вас никогда не коснётся эта проклятая печать, друзья мои! Ведь нет ничего отвратительнее, чем полное, постылое, гнусное и унылое одиночество. В окружении верных друзей, повторяющих заезженные слова, старых книг, медленно обращающихся в труху усилиями книгожорки, коллекции вин, ставших уксусом от веяния всемогущего времени…

Именно тогда человек по-настоящему понимает, что он – не центр Вселенной, отнюдь. Скорее, песчинка в её отлаженном механизме, вращающаяся в лабиринте шестерён жизней, и выталкиваемая центробежными силами в пустоту и тьму.

Вы когда-нибудь это ощущали?

Хоть кто-нибудь?

Вижу, что – может быть. Но не задумывались о том, сбегая в паутину повседневных дели рутинных действий.

Тут сложно удержаться – у этого берега Вечности, простите за каламбур, очень скользкие склоны.

Но всё же.

Представим на секунду, что мы смогли преодолеть страх перед бездной, всматривающейся в нас, и сами взглянули в неё. Что можно рассмотреть в её чреве? Благо…

Одиночество – это и величайшее благо на свете. Когда ещё мы можем остаться сами собой, поделиться с нами же затаённым и спрятанным в глубине души? Когда ещё можно не скрывать чувств, не стесняться слёз, не требовать от мира благосклонности?

Президент Картер был прав в своей инаугурационной речи, ставя эту свободу выше всех прочих. Но он забывал, что её крайне сложно достичь, и ещё сложнее удержать… Видимо, потому и закончил свои дни в одиночной камере Бостонского Мемориала Президентов, в фамильной усыпальнице.

Одиночество – это и зло, и благо. И награда, и наказание. И счастье, и тяжелейшее испытание.

Не дай вам Всевышний насладиться им сполна. Кто знает, что расскажет вам Бездна?

Из лекции д-ра философии Спенсера в Центре Дариана Кеннеди, посвящённой трёхсотлетию психологии.

Спенсер откашлялся, и сплюнул в тяжёлые свинцовые воды Потомака. Плевок летел медленно, пружиня о воздушные течения, обтекавшие быки Моста Линкольна, вознёсшегося на трехсотфутовую высоту. Наконец острое зрение доктора зафиксировало соприкосновение комочка слюны, успевшего замёрзнуть во время полёта, и тонкой ледяной корки, сковавшей реку прошлой ночью. Хотелось курить, но огонёк сигареты выдал бы его с головой – в полуночной тьме, разгоняемой только редкими фонарями на опорах моста, ярко-алая трепещущая точка наблюдалась с нескольких миль.

Машины, которую он ждал, вжавшись в промёрзший закуток технологической ниши, всё не было. Чёрный «континент» с номерами Северной Преории и двумя белыми полосами по бокам задерживался, срывая график операции. «Ещё полчаса, и можно смело бросаться головой вниз, прямо в этой вонючий Потомак, чтоб его крокодилы загадили… – осторожно прогревая заледеневшие пальцы, доктор поменял нагревательные элементы в одежде, и с наслаждением укутался в потеплевшую ткань. – Машины нет, связи нет, оптика у полицейских такая, что волоски на комариных тестикулах посчитать можно… Слава богам и демонам этого мира, что здесь не додумались до тепловизора! А уж плазменное оружие и силовые поля аборигенам не видать никогда. Они даже в космос не выберутся. Не успеют».

Спасаясь от холода, доктор перебирал в памяти события последних месяцев, и тихонько вздыхал. Группа Полковника с момента прихода туда Спенсера в очередной раз изменила стратегию и тактику работы. Такие смены направления развития случались, если верить записям, каждые несколько лет. С чем они связывались, увы, низовому персоналу не докладывали. Приходилось мириться, перекраивать отработанные схемы, терять ценнейших агентов, выслушивать очередную «оценку лояльности» из уст Полковника или его зама, и молчать. А ещё – думать, анализировать, сопоставлять. И запоминать.

У въезда на мост послышался звук громко тарахтящего двигателя. Здесь применяли странную схему ДВС, работающего на спиртово-масляной смеси. Экологично, дёшево, но очень громко и слишком маломощно. Машины напоминали плод кровосмесительной фантазии дизайнера первых танков и кубиста-мазохиста: огромные, квадратные, с шинами низкого давления. Ни одной изогнутой линии, но зато обилие хрома, никелировки и бронзовых украшений, придававших автомобилям сходство с каретами времён Ренессанса.

Почти невидимый в темноте «континент», скрипя рессорами и чихая мотором, выполз из-за опоры спустя долгую минуту. Получил в двигатель три «гремлина» с наведением на тепло, чихнул, дёрнулся и затих. Водитель тщетно терзал ключ зажигания в попытке оживить омертвевший двигатель, но тот отзывался только унылым скрежетом вставшего в распор железа валов и шестернёй.

Доктор задействовал вторую тройку микроракет, пронзивших сталь и дерево салона. Внутри немедленно заклубился туман наркотической взвеси, погружавшей человека в глубокий сон без сновидений. «А ещё она не вызывает головной боли, привыкания, приводит пациента в состояние повышенной внушаемости…» – Спенсер бесшумно вдохнул морозный воздух, и метнулся к машине так быстро, как мог. – «Только на кой? Всё равно… Потом в отработку… Заботиться о трупах? Пфе!»