Книга Странных Новых Вещей - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Фейбер cтр.№ 129

И ничто не повредит вам, сказано у Луки. Пойдешь ли через огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя, сказано у Исаии. Господь исцеляет все недуги твои, говорится в псалмах. Вот она, вот она — явная, как шрам на щеголеватом докторском лице, — вечная отсрочка смерти, для оазианцев она и есть — «Техника Иисуса».

Небо потемнело, хотя день еще не закончился. Сформировались зловещие облачные массивы, десятки их, почти идеально сферических, словно гигантские луны водяного пара. Питер глядел на них из окна своей комнаты. Любитель—Один однажды заверил Питера, что на Оазисе не бывает бурь. Похоже, теперь все вот-вот переменится.

Огромные влажные сферы по мере приближения становились все более знакомыми и пугающими. Уже были видны водовороты дождя, и только дождя, ничем не отличавшегося от множества дождей, виденных прежде. Но в этот раз их отношения с небом вокруг были не столь искусными в свободном падении, как обычно; напротив, казалось, что каждое огромное скопище капель удерживалось изнутри притяжением, подобно планете или некоему газообразному небесному телу. И сферы были настолько плотными, что утратили прозрачность, набрасывая давящую пелену на то, что прежде было сияющим утром.

«Надвигаются дождевые тучи», — хотел он написать Би, и тут его поразила удвоенная боль, воспоминание о том, в каком состоянии сейчас Би, и глубокий стыд за неуместные письма, посланные раньше, за то, насколько некстати они были с самого начала. Если бы ему удалось лучше описать свою здешнюю жизнь, может, она бы не чувствовала себя настолько оторванной от него. Если бы только дар слова, полученный им от Бога, когда он был призван публично проповедовать перед чужими людьми, помог ему, когда он писал личные письма жене.

Он уселся перед Лучом и проверил сообщения. Пусто. Истина оказалась примитивной, как глупый пустой экран, где когда-то сверкали слова, — Би не находила причин отвечать ему сейчас. Или у нее не было возможности — слишком занята, слишком расстроена, — или у нее какие-то напасти. Может, надо бы ему написать снова, не дожидаясь ее ответа, просто посылая письмо за письмом. Как писала она, когда он только прибыл сюда, целый поток писем, на которые он не отвечал. Он искал слова надежды, что-то вроде: «Надежда — это величайшая сила во вселенной. Империи гибнут, цивилизации стираются в пыль...» Нет, риторика проповеди — это одно дело, а мрачная реальность его жены — другое. Цивилизации не исчезают в одночасье и без сопротивления, империи не идут к закату, как солнца. Империи гибнут в хаосе и ожесточении. Гибнут живые люди, избитые, ограбленные, лишенные всего. Реальные люди превращаются в ничто. Би испугана и обижена, и ей не нужны его проповеди.

Би; я тебя люблю, — написал он. — Я так боюсь за тебя

Стоило ли потратить пять тысяч долларов СШИК, чтобы послать эти девять малосущественных словечек через весь космос?

Он нажал на клавишу, помедлив меньше секунды. Письмо подрожало на экране две, три, потом четыре минуты, вызвав у Питера страх, что где-то в этом здании некий утомленный дежурный труженик взвешивает на весах его чувства и что он провалил испытание, погрешил против этики СШИК в попытке принизить великую миссию. Лоб у Питера покрылся испариной. Уставившись в экран, он запоздало заметил опечатку — точку с запятой вместо запятой. Он поднял руку, чтобы ее исправить, но слова уже растаяли.

ОДОБРЕНО. ОТОСЛАНО — подмигнув, сообщил экран.

Спасибо, Господи, за это.

Позади комплекса прогремел гром.

Питер молился.

В жизни каждого христианина наступает время, когда ему необходимо точно знать, при каких обстоятельствах Господь возжелает излечить страждущего. Питер именно сейчас вступил на этот путь. До этого дня он с грехом пополам ел сборную солянку веры, медицины и здравого смысла, как всякий в его церкви дома в Англии, — езжай осторожно, принимай таблетки, как сказано в инструкции на коробке, полей холодной водой ожог, иди к хирургу, чтобы он удалил тебе кисту, помни, что диабет христианина, как и диабет атеиста, лечится инсулином, воспринимай инфаркт как предупреждение, помни, что все люди умирают, но еще помни, что Бог милосерд и может выхватить твою жизнь из пасти смерти, если... что «если»? Если что?

В нескольких сотнях метров от него, заключенная в металлическую койку, лежала Любительница—Пять — маленькая и беспомощная в этом огромном помещении под названием «палата интенсивной терапии». И доктора СШИК ничего не могли предложить, чтобы остановить гниение ее плоти. Ампутация руки будет подобна отсечению подгнившей плоти яблока, просто отсрочка гибели плода.

Но Бог... Бог мог бы... Бог мог бы — что? Бог может вылечить рак, доказательств тому множество. Неоперабельная опухоль исчезала чудесным образом только силой молитвы. Смертный приговор мог быть отложен на годы, и хотя Питер не доверял шарлатанам-целителям, он видел людей, проснувшихся после, казалось, смертельных ком, видел выживших недоношенных детей, видел даже прозревшую женщину. Но почему Господь для одних христиан совершал это чудо, а для других — нет? Этот основополагающий вопрос чересчур прост, чтобы беспокоить теологов в их синодах. Но есть ли ответ? До каких пределов Господь чувствует себя обязанным соблюдать законы биологии, позволяя кальцинированным костям ломаться, отравленной печени погибать от цирроза, а поврежденным артериям изливаться кровью? И если биологические законы на Оазисе не позволяли สีฐฉั выздоравливать, даже механизма заживления не существовало, то был ли смысл молиться Богу?

Дорогой Бог, пожалуйста, сделай так, чтобы Любитель— Пять не умерла.

Это была совершенно инфантильная молитва — так молился бы пятилетний ребенок.

Но может, такая молитва и есть самая лучшая?

За громом снаружи и грохотом беспокойства в его собственной голове Питеру нелегко было расслышать стук в дверь. Но в конце концов он отворил.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Грейнджер, одетая для выхода.

«Чертовски плохо», — чуть не сказал он.

— Я очень расстроен и беспокоюсь за своего больного друга.

— А чисто физически?

— Физически?

— Ты в состоянии поехать со мной?

Ее голос был тверд и значителен, она уже полностью оправилась. Глаза прояснились, краснота исчезла, и алкоголем от нее не пахло. На самом деле она была красива, еще красивее, чем казалась раньше. Наряду с обычной своей водительской косынкой она надела белую блузку со свободным рукавом, едва доходящим до локтей, не скрывая от постороннего взгляда сетку шрамов на бледных предплечьях, будто говоря: «Принимайте меня такой, какая я есть».

— Мы не можем оставить Тартальоне догнивать там, — сказала она. — Мы должны привезти его назад.

— Он не хочет возвращаться, — ответил Питер. — Он тут всех презирает.

— Он просто так говорит, — заметила Грейнджер, ощетинившись от нетерпения. — Я его знаю. Мы часто беседовали. Он действительно интересный человек, очень умный и обаятельный. И общительный. Он там сойдет с ума.