Ратоборцы - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Югов cтр.№ 84

– Ведь где тут причина? – продолжал Мирон. – А причина в том, что черен-то лопатный – он ведь ходит в ладоне взад-вперед… ерзает… – Старик улыбнулся и глянул на Александра: – Ну, а меч-то ведь, поди, в твоей руке не заерзат?

Невский сквозь негромкий смешок, в тот же голос ответил ему:

– Да нет, кто отведал, те не жалуются!..

Александр со светлой лукавинкой в синих глазах глянул на стоявшую на столе, поверх белой скатерти, большую деревянную чашку с золотыми разводами, полную янтарным пахучим медом, среди которого, погрузясь в него, обломки сотов торчали, словно бы крыги взломавшегося льда в ледоход.

И старик понял.

– Милава! – позвал он.

И тотчас же смуглая, полная и рослая красавица невестка – жена того самого старшака Тимофея, по чьей спине утречком гулко прошлись вожжи, – вступила в горницу походкой упругой и легкой, но от которой, однако, позыбились чуть-чуть половицы крытого яркими половиками пола, когда она остановилась перед свекром-батюшкой и перед его высоким гостем, ожидая приказаний.

Трудно было не залюбоваться большухой. Благословенна земля, по которой ступают такие матери! Добрых породят они, добрых и воскормят сынов!

Вспыхивая зарницей румянца на смуглых яблоках щек, с черной родинкой на правой, покоя на них большущие ресницы, стояла Милава сама не своя, потупя очи, и видно было по отрывистому вздрагиванию ее красивых больших рук, смиренно приведенных ко грудям, как шибко бьет у нее сердце!..

По лицу Невского видно было, что князь хотя бы и не хотел, да полюбовался-таки старшею невесткою. И от этого, гордый за сына, Мирон Федорович обратился к невестке уже не таким строгим голосом, как вначале, а куда ласковее и задушевнее.

– Милавушка! – сказал он. – А слазь-ка ты, доченька, в подпольице да посмотри тамо: нету ли чего… на муськой полк?

Милана вскоре внесла на деревянном резном блюде глиняный, обливной, с запотевшими стенками кувшинок и при нем одну серебряную стопку и одну простую, зеленого толстого стекла. Помимо того, на подносе стояли миска соленых рыжиков, блюдо с пластами медвежьего окорока и другое – с хлебом. С поклоном поставя это все на стол перед князем, сидевшим в переднем углу, под образами, она вышла.

Мирон Федорович бережненько и дополна налил зеленоватым домашним серебряную чару и на блюде поднес ее с глубоким поклоном князю. Он стоял так, доколе Невский не принял стопки.

Держа ее в руке, Александр молча повел глазами на другую – что зеленого стекла. Старик не заупрямился.

– Ну, ино и я изопью стопку, твоим изволеньем, княже! – сказал он и налил себе.

– Ну вот и добро! – сказал Невский.

Они выпили и тотчас же закусили кусочком хлеба с соленым рыжиком. Никто не обеспокоил их за трапезой. Они неторопливо беседовали.

– Вот, Олександра Ярославич, – сказал Мирон, – слыхать было по народу, что ты дале-еко в Татарах побывал в дальнем царстве… И якобы два года там прожил?

– Полгода ехал туда. Полгода – обратно. Год прожил, – отвечал Александр.

– Ой-ой!.. Нам даже и невдомек, что этакие дальние державы существуют…

Александр помолчал.

– А что, Олександра Ярославич, – продолжал расспрашивать старик, – правду ли говорят, что эти татары… сусликов жрут?

Невский улыбнулся:

– Правда.

Старик пришел в ужас.

– Это што же будет?.. – воскликнул он. – Микола милостивый!.. – Он полуобернулся к темным образам. – И этакому народу покоряться пришлося?.. За грехи, видно, наказует Господь!

Выпили по второй – закусили медвежатиной.

– А в какую же они веру веруют, эти татары? – спросил Мирон, когда разговор возобновился.

– Во всех богов! – ответил Александр. – Старшая ханша у них – та христианка… Приносят ее в церковь.

– Как?.. Ужели и церкви у поганых у них есть?..

Мирон Федорович долго не мог оправиться от изумления. Видно было, что он хочет, но и не знает, как спросить князя о волнующем его предмете.

– Давай, давай… – ободряя его, сказал Невский.

– Ты вот говоришь, государь, что ходит-де и в церковь эта самая ихняя царица, или как сказать… Так вот и подумалось мне худым моим умом, что нельзя ли через это самое льготу какую-нибудь хрестьянам… А то ведь чисто задавили пахаря: десятую часть от всего отдай на татарина! Как дальше жить станем? А тут бы он, священник, ей бы, царице татарской, укоризненное слово сказал бы: «Вот что, мол: и ты во Христа веруешь, и они, русские, тоже во Христа веруют!.. Тогда дай же ты им льготу каку-нибудь!.. Ведь ограбили, мол, уж дальше и некуда! Прямо как к жиле припали – и сосут, и сосут!.. Уж на ногах народ не стоит!.. Ты, мол, христианка, скажи своему-то мужу, царю!..»

Печально усмехнувшись, Невский растолковал старику, как смог, что ничего, кроме вражды, эти живущие у татар греческие попы-еретики к русскому народу не питают.

Мирон восскорбел:

– Прости, Олександра Ярославич, прости!.. Не во гнев буди сказано!.. От худого разума молвил… но сердце кровью подплывает – смотреть на православных… Тяжко живут, тяжко… Думаешь, чем бы помочь…

– Видишь ли, какое дело, старина, – как бы в раздумье произнес Невский. – Вот мы с тобой тут думаем, что они там, в Каракоруме в своем, только о нашем, о русском народе и помышляют. А они ведь, татары, сорок народов, сорок царей под себя подмяли. Иные тамошние вельможи даже и не ведают: где и какая такая Русская Земля… И откуда она, от каких мест и по каких мест…

Старик вдруг побагровел, глаза его налились кровью, борода затряслась. Расплескивая, он поставил стопку на стол. Оборотясь лицом ко князю, протянул перед собой большую, искореженную полувековой работой руку и, потрясая ею, сказал:

– А ты им вот что скажи, Олександра Ярославич, поганцам таким: «Наша, мол, Русская Земля – по тех мест, куда плуг ходил да соха, куда топор ходил да коса… по тех, мол, пор и Русская Земля!..»

Говорили и о семейном. Старик расчувствовался и позволил себе слегка даже похвастаться домашними:

– Да-а… троих своих дочек из-под крыла в чужие люди выпустил – и не слыхать от сватов жалобы на нашу кровь! А и я двоих чужих дочек под свое крыло принял – и мы со старухой, с Дарьюшкой, тоже на чужое воспитаньице не жалуемся!.. Одное-то невестушку видал, государь, – Милану.

– А как другую зовут у тебя? – полюбопытствовал Невский.

– Другую невестоньку зовут у нас Анастасея. А мирски опять же – Светлана, – пояснил Мирон Федорович. – Вот погости у нас – покажем и эту… Авось не охаешь… Правда, не без норова бабочка, – прибавил батюшко-свекор и даже слегка поскреб бороду и поморщился. – Милава – та поспокойнее.