Ратоборцы - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Югов cтр.№ 147

Это было похоже на приступ падучей. В тот же день в походный стан Александра, разбитый верстах в двух от ставки хана (отдаленность была знаком немилости!), гуртовщики-монголы, пригонявшие баранов для продажи русским, принесли известия об этом припадке хана. Они долго и в подробностях описывали поварам Александра этот припадок Берке, словно бы сами были тому свидетели.

Невский спросил об этом своего врача – Григория Настасьина.

– Может быть, сдохнет… поторопились мы с тобою приехать, Настасьин, а? – угрюмой шуткой спросил Александр своего лейб-медика.

Юноша подумал, насупя свои белесые брови, румяные щеки его еще больше раскраснелись, как всегда, если князь обращался к нему. Молодой врач, покачав головою, ответил:

– Нет, государь, оживет он, это его темная бьет… эпилепсия, – пояснил он.

– Да что ж это такое? – И Невский рассмеялся и развел руками. – Хулагу, слыхать, темная бьет, теперь этого тоже, Берку!.. Поистине татарская какая-то болезнь! Ах, Настасьин, – продолжал он, положив руку ему на плечо, – а жалко, что ты у меня не звездочетец!.. Медик должен быть звездочет, астролог!..

Настасьин, увидев, что князь шутит, отважился на возраженье:

– И у Берки-хана – медик отдельно, а предсказатель отдельно.

– Жаль, – сказал, улыбнувшись, Александр, – а то провещал бы ты мне, долго ли они будут мне, князю твоему, душеньку здесь выматывать!..

Совещание нойонов и советников длилось уже много времени. Берке закончил свое предваряющее слово.

– И вот сей всемирный воитель, – сказал он, – сам подставил голову в силок! Что заставляет его поступить так?.. Прошу вас: думайте об этом!..

Старая ханша – Тахтагань-хатунь, с большим и плоским лицом, с которого сыпались белила, уже с утра пьяная от водки из риса, ячменя и меду, именуемой бал, дала совет краткий и простой:

– Сделай ему тулуп из бараньих хвостов. Пусть он до самой смерти своей седлает тебе коня и отворяет дверь!

Она замолчала и протянула руку за чашею излюбленного своего напитка, подаваемого ей под видом кумыса в слегка подбеленном виде.

Ханшу поддержали двое старейших князей – Дайр и Егу. Один из них, низко поклонясь, наименовал Тахтагань-хатунь лучеиспускающей свет и сотканной из перламутра, а другой назвал ее средоточием счастья и родником благодеяний.

– Тахтагань-хатунь говорит правильно, – закончил Дайр. – Возложи ему на шею цепь повиновенья!..

А Егу, покачав головою, сказал:

– Когда премудрый дед твой, оставивший после себя непроизносимое имя, воздвиг в степях Демон-Болдока свой девятихвостый бунчук, то у него не было в обычае созывать улусный курултай ради того, чтобы наказать какого-нибудь мятежного ильбеги!..

И, наконец, третий из говоривших – Чухурху, родной брат Субедея, из рода Хуань-хатань, – проворчал угрюмо:

– Когда мы подняли тебя на войлоке власти, мы не ожидали, что ты, Берке, столь дешево станешь ценить нашу кровь! Сотни отличных воинов, а быть может, и тысячи убиты русскими мятежниками во владениях этого Александра-князя… Дед твой приказал бы взять бурдюк русской крови за каждую каплю нашей крови!.. Ты же, видно, оставил путь деда твоего!.. А между тем не пора ли монголам снова сесть на коней и посмотреть, где конец мира? Нам нужен человек, в горсти которого было бы не тесно всем племенам земли!..

Большинство совета требовало жестокой расправы над Александром.

– Надо обить ему крылья! – прохрипел князь Бурсултай.

– Это не дело – дать ему возвратиться и злую вину его оставить, не покарав!..

– Ты посмотри, до чего дошел в вероломстве своем князь Данило!..

Берке нахмурился. Будучи в походе, он долго не получал вестей от Бурундая, и его беспокоила судьба посланной им на Даниила новой армии.

– А Данило и Александр – это два кулюка, два столпа народа русского! Нехорошо сделал брат твой, что позволил обмануть себя, и они оба вместе покрылись крышею родства и приязни, – закончил свое слово Биут-нойон.

Снова заговорил Берке:

– Чего вы хотите от меня? Чтобы я ожесточил окончательно этот затаенно думающий и многочисленный народ?.. Александр – не ильбеги! Он – царь народа, платящего дань… И что я могу с ним сделать?.. Войско свое, об этом вы знаете, он держит вне досягаемости нашей руки, в Новгороде… Если я убью его, то я положу этим пропасть вечной вражды между собою и народом русским. А тогда удастся ли нам дойти через эту страну до океана франков, как завещал дед мой, Великий Воитель? Я знаю, что он, Искандер, обманывает меня. Будем и мы его обманывать. Вы должны помнить: у нас, кроме собственной тени, нет друзей, опричь хвоста лошадиного, нет плети. Конечно, было бы лучше, если бы он отдал руку свою, вооруженную мечом, в распоряжение того, кто охраняет лицо всей земли, но, однако, пойдет в пользу нам и то серебро, которого столько саумов исправно и безотказно доставляет нам Искандер!.. Думайте дальше. Теперь – совет. Завтра – повиновенье! – закончил Берке.

– Не верь Искандеру, хан, – заговорил снова князь Егу. – То, что он садится перед тобою на колени уважения, не означает еще, что очистил сердце свое от помыслов против тебя. Ты говоришь: он привозит много серебра. Но это потому, что серебро не прозрачно и покрышкою из серебра хорошо скрывать свои подкопы.

– Он хочет, он ждет, когда станет подписывать наравне с тобою договорную грамоту. Не нравится ему служилая грамота!..

– Надо обить ему крылья!

– И вслед за тем нанести смертельный удар этому народу! – послышались голоса.

Берке взглянул вверх, на отверстие кибитки, откуда проникал свет, и закрыл свои вывернутые трахомой веки… Эти люди говорили по сердцу его!..

Тем неприятнее ему стало, когда послышался наконец голос и в защиту Невского – голос одного из старейших нойонов Орды, девяностолетнего Огелая.

– Государь! – прохрипел нойон. – Ты знаешь, что в день, когда родился дед твой, Священный Воитель, я ел мясо с пира его… – Берке чуть наклонил голову. Все прочие склонились едва ли не до ковров, на коих сидели. Огелай-нойон продолжал: – Искандер – Грозные Очи – человек, имеющий сильную страну, питающий войско и хорошо содержащий улус свой. Не мешай ему сокрушать враждебных государей!.. Дед твой никогда не убивал сильных государей, и, если только они признавали над собою силу его, он оказывал им почести… Он считал их драгоценными алмазами венца своего!..

Слова Огелая-нойона, священного для татар уже одним тем, что это был сподвижник Чингиз-хана, возымели большое действие. Казалось, многие из говоривших князей и нойонов устыдились всего того, что говорили они против русского князя.

Тогда снова заговорил Чухурху.

– Какие жалкие слова я слышу! – воскликнул он. – Словно бы старая баба говорила!.. Ты недостоин доить кобылицу, Огелай, – тебе корову доить!..