Америка: Чудеса здоровой пищи - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Кингсолвер cтр.№ 72

Итак, что там еще осталось в морозильнике? Бобы давно закончились, но есть еще нарезанные ломтиками яблоки, кукуруза, одна целая индейка и несколько баклажанов. А также множество цуккини, какая неожиданность. Ну ничего, жить можно.

И все-таки март лучше февраля. Если даже конец зимы еще и не наступил, зато он уже виден. Мы с Лили начали заниматься посадкой семян в доме, высаживая их под флуоресцентным светом наших самодельных полок. Девочка смирилась с тем, что снегопадов больше не будет и зимние забавы остались в прошлом. В один прекрасный день она выскочила из автобуса в полном восторге и сообщила мне потрясающую новость: у них в школе теперь будут изучать садоводство! Ну что же, очень нужное и полезное начинание. Надеюсь, Лили будет первой ученицей!

* * *

А вот моих учеников в птичнике никак нельзя было назвать вундеркиндами. Первая самка, вступившая в брачный период, не получала никакого внимания со стороны обоих самцов, которых мы впоследствии прозвали Большой Том и Злой Том. Эти парни распускали веером хвосты еще с прошлого лета и делали это более или менее постоянно, однако, похоже, не понимали, кто должен быть объектом их сексуальных демонстраций. Вот, к примеру, оба они почему-то очень усердствовали перед садовой лейкой. Бедная Лолита продолжала хлопаться перед индюками на пол, надеясь, что они споткнутся об нее, но оба замечали исключительно что-нибудь блестящее. Бедняжка дулась, и я ее не осуждаю. Кто не дулся бы на ее месте?

Я решила создать более романтические условия, препроводив Лолиту и одного из самцов для медового месяца в небольшое отдельное помещение в главном амбаре и убрав все посторонние предметы из его поля зрения. Индейка старалась вовсю — и самец наконец начал соображать, в чем дело. Она припала к земле, он приблизился и даже перестал трясти своими хвостовыми перьями, чтобы произвести на нее впечатление. Дюйм за дюймом он забирался на ее спину. Потом сделал несколько оборотов, ме-д-ле-н-но, как минутная стрелка в часах, прежде чем как будто отыскал правильное положение. Я оставила парочку наедине, не желая их смущать.

* * *

Бихевиористы, знатоки поведения животных, ссылаются на явление спаривания, называемое «эффект Кулиджа». Говорят, что происхождение этого термина следующее. Во время официального посещения правительственной фермы в штате Кентукки на президента Кулиджа и его супругу, как рассказывают, произвел сильное впечатление один очень трудолюбивый петух. Миссис Кулидж спросила гида, как часто этот петушок выполняет свои супружеские обязанности, и ей сказали: «Десятки раз в день».

— Пожалуйста, расскажите об этом президенту, — попросила она.

Президент, подумав минутку, задал встречный вопрос:

— А курица каждый раз одна и та же?

— О нет, мистер президент, — ответил гид. — Каждый раз другая.

— Пожалуйста, расскажите об этом миссис Кулидж, — улыбнулся президент.

Через две недели после того, как у нашей Лолиты началось любовное томление, ее примеру последовали остальные индейки. Теперь мы знали симптомы. Со своим всегдашним научным подходом, мы воспользовались в нашем амбаре эффектом Кулиджа, запирая или Большого Тома, или Злого Тома с новой самкой каждый день в романтическую комнату амбара, пока второй самец гонял остальных самочек по пастбищу. Нам пришлось держать самцов отдельно друг от друга, не столько потому, что они дрались, сколько потому, что, как только один из них ухитрялся взгромоздиться на самку, второй мчался, как мяч в боулинге, вдоль лужайки и самым неизящным образом опрокидывал любовников, бух-трах! Из этого не могло выйти ничего хорошего.

Февраль любви в нашем птичнике сменился мартом несения яиц.

Индюшачьи яйца отличаются от куриных: они больше по размеру и с более заостренным концом, светло-коричневого цвета с красноватыми крапинками. Поначалу я пришла в полный восторг. Но затем яйца вдруг оказались повсюду: их бросали на пол, как носовые платки, там и сям по всему птичнику, на улице, в клетке-загоне, они даже были раскиданы по траве на пастбище.

Я соорудила то, что считала респектабельным индюшачьим гнездом, на полу в одном углу птичника, но им никто не воспользовался. Ясно, оно не показалось индейкам правильным, а может, было недостаточно уютным. Мы установили сверху для защиты большой деревянный навес. Индейки устраивались на ночлег на высоких стропилах внутри своего птичника и всегда шумно летали вокруг, прежде чем отойти ко сну. У нашей породы есть крылья, и птицы не боятся ими пользоваться. Может быть, гнездо на полу больше им понравится, соображала я, если его обезопасить от нападения с воздуха.

В мозгу индеек наше усовершенствование явно затронуло какую-то струну, но не ту, что надо: они немедленно начали откладывать яйца сверху, на фанерной платформе, на высоте над землей примерно три фута. В моем пособии черным по белому было написано: индейки устраивают гнезда только на полу. Мои птицы, похоже, об этом и не слыхивали. В ближайшие дни я не получила ни одного яйца на полу, зато обнаружила почти два десятка в непрочно закрепленной муфте на фанерной платформе, откуда они запросто могли скатиться и разбиться. Я отрезала борта большой картонной коробки и изготовила мелкий поддон, заполнила его соломой и листьями и положила яйца туда.

Наконец-то я угадала правильно. Созерцание этой уютной горки яиц в картонной коробке из-под монитора запустило материнские инстинкты. Одна за другой самки начали сидеть на яйцах. Хотя сидеть — это громко сказано. Они откладывали яйцо, задерживались на нем чуть дольше, на несколько минут, и убегали прочь. Вскоре в этом гнезде на платформе у меня было штук тридцать яиц и ни одной приличной матери.

Однако по мере того, как время шло и куча яиц росла, в индейках как будто пробудилось смутное чувство долга. Каждая самка сидела на яйцах примерно по часу. Потом вспрыгивала, отходила и шла поесть. Или приземлялась на гнездо, откладывала одно яйцо, топала вокруг него по куче, пока не разбивала парочку, потом их съедала и уходила. Часто две самки сидели вместе на яйцах, какое-то время довольно любезно держались друг с другом, потом вдруг начинали драться. Иногда дело доходило до того, что они распускали веером свои хвостовые перья, ну точь-в-точь как самцы. Потом вдруг это прекращалось и они вместе шли завтракать. У меня появлялась надежда, если в какой-то момент одна из индеек (не всегда одна и та же) оставалась на яйцах до позднего утра, когда я обычно выпускала индюков на пастбище. Она сидела на своем месте, когда ее сестры выбирались за дверь, но всегда через некоторое время решала, что с нее хватит, и громко кудахтала, требуя, чтобы ее выпустили к друзьям на остаток дня.

Передо мной явно были мамы-подростки, не готовые посвятить себя детям. «Я еще не нагулялась — таков был общий их настрой. — И требую свободы». Кроме меня, никого не волновала эта растущая гора яиц. Я просто рвала и метала, когда они спокойно удалялись прочь, ругала и пыталась вразумить непутевых, беззаботных мамаш. Но все тщетно.

Я была в отчаянии. Ночи в марте еще холодные. До чего ж жалкое зрелище: огромное гнездо прекрасных яиц, сиротливо лежащих на холоде! Потенциально жизнестойкие, эти ценные яйца обречены на гибель. Я прикидывала, что убыток составит около трех сотен долларов, но это ничто в сравнении с тем, что погибнут плоды пусть неуклюжей, но искренней индюшачьей любви. Но я-то что могла в данном случае поделать? Сама есть яйца?