Лакуна - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Кингсолвер cтр.№ 59

Тайное время — без пятнадцати восемь. Лев и Наталья уже давным-давно умылись. Американцы встают поздно, следовательно, их нечего опасаться, а утренний караул еще не сменился, чтобы не потревожить Наталью. Тогда-то можно проскользнуть через столовую на половину Натальи и Льва и пробраться на цыпочках в его кабинет. Скоро сюда придет Лев; это так же верно, как то, что на стене по-прежнему будет висеть карта Мексики. Но без пятнадцати восемь он еще кормит кур во дворе.

Тесная ванная под жестяной односкатной крышей примыкает к кабинету и спальне Льва; ее пристроили к дому когда-то между правлением Порфирио Диаса и временем, когда в Мексике появилась современная канализация. Внутри, как солдаты, выстроились в шеренгу ванна на львиных лапах, раковина на пьедестале и шкафчик, набитый лекарствами Льва вперемешку с бритвенными приборами всех мужчин дома. На тумбочке — таз с кувшином. На полу — омерзительный ворсистый коврик, который давно пора выбросить. Льву надо выпустить манифест: «Политическая задача общей ванной: ни у кого нет права выбрасывать коврик». Ну и в конце — командир этого войска, унитаз. Наверху бачок, с которого свисает цепочка, дожидающаяся от рядовых салюта.

Выходить лучше не через ту дверь, что ведет в кабинет Льва (он, скорее всего, уже пришел), а через пустую комнату, которую Наталья называет Севиной, по-прежнему надеясь, что из Парижа все-таки привезут их сироту-внука. Пока же там стоит деревянный платяной шкаф с пальто и пиджаками. Сегодня утром в комнате оказалась Наталья: она складывала на стол для белья принадлежащие Льву шелковые пижамы в полоску. Иногда неловкости не избежать.

— Доброе утро.

— Доброе утро.

Похоже, нужно сказать что-то еще.

— Как у Льва много пижам.

— Да.

— Красивые. Другие люди и днем-то так нарядно не одеваются.

— Другим людям не приходится задумываться о том, что они могут умереть в этой самой пижаме. И так их сфотографируют для газет.

— Боже мой!

— Не стоит извиняться. Мы привыкли. — На мгновение она подняла глаза — два серых камешка, — а потом снова перевела взгляд на стопку белья. — Я хотела кому-то об этом сказать, и лучше вам, чем Вану. Последнее время у Льва высокое давление.

— Высокое? Насколько?

— Очень высокое. Доктор вчера испугался за его здоровье.

— А что думает сам Лев?

Наталья сложила последнюю пижаму.

— Лев считает, что пуля настигнет его раньше паралича. Если можно так ответить на ваш вопрос.

— Я понимаю, вы просто хотели, чтобы кто-то еще знал, как обстоят дела.

— Едва ли вы можете чем-то помочь. У него ужасно болит голова.

— Он всегда так спокоен.

— О да, Лев спокоен, как никто другой. Именно это я и имела в виду, когда упомянула про смерть в пижаме. Он тревожится не из-за фотографий. Я не хотела сказать, будто он тщеславен. Не могу подобрать слова. Я не настолько хорошо знаю английский…

— Наверно, вы имели в виду чувство собственного достоинства?

— Да, именно так.

— Ему следует больше отдыхать. Каждое утро он возится с курами, но ведь любой из нас мог бы о них позаботиться.

— Ну что вы, он обожает все живое. Я не видела его таким счастливым с тех пор, как у нас жили Бенно и Стелла. Это собаки, которых мы держали во Франции. — Наталья замолчала, размышляя о собаках — а может, и о своих покойных детях. — Мне кажется, общение с животными его успокаивает, — наконец проговорила она. — Хоть о ком-то в мире он может позаботиться.

— Но ведь Лев не станет возражать, если предложить ему помощь?

— Попробуйте, вдруг он вас послушает. Он вас зовет «сынок». Вы, конечно же, заметили это.

— Еще бы. У Льва большое сердце. Он весь мир любит как родной отец.

— Он вас считает спокойным и упорным.

— Правда?

— Вы ему напоминаете Сергея. Лев бы вам этого не сказал, но это так. Сергей тоже был тихий и скромный. И очень внимательный ко всем. Старался делать людям добро.

— Вам, наверно, его очень не хватает. Как и всех детей. Наталья покачала головой и, поджав губы, уставилась в окно.

Стояло прохладное утро; ночью прошел дождь, и лужи еще не просохли. В дальнем конце двора, у стены, охваченной пламенем цветущих красных бутенвиллей, стоял Лев; вокруг него толпились куры. Он бросал им зерно и что-то негромко кудахтал по-русски; было видно, что он полностью поглощен своим занятием. Услышав шаги, вздрогнул и поднял глаза:

— Ты пришел попросить у моих друзей доказательства их преданности?

— Нет, яиц пока не надо, завтрак почти готов.

— А я тут думал о том, что курица — птица коллективная. Но кролики, когда приходит пора, тоже очень преданные создания. У нас тут, можно сказать, две фракции.

— Меньшевики и большевики.

Он кивнул, поджав губы:

— Омлетшевики. И партия, выступающая за рагу из потрохов с приправами.

— Наталья решила, что, быть может, вам нужно помочь за ними ухаживать.

— Нет-нет. — У стенки кроличьей клетки, возле полного ведра с пометом, стояла плоская лопатка. Лев вычистил курятник. Потом он это ведро с удобрениями рассыплет по саду.

— Сэр, вы великий мыслитель. Вам ни к чему заниматься крестьянской работой.

— Ошибаешься, сынок. Ею должны заниматься все. Вот тебя зовут Шеперд [168] . А ты когда-нибудь пас овец?

— Нет, сэр.

Лев взял лопатку, наблюдая, как куры бродят по саду.

— Ты слышал, что Сталин расправляется с крестьянами?

— Но почему?

— Чтобы накормить народ, он решил создать огромные фермы, так называемые колхозы. Как фабрики — с огромным количеством техники и целой армией неквалифицированных трудящихся. Вместо того чтобы довериться опыту тех, кто умеет работать на земле. Добросовестных зажиточных крестьян он сажает, пытаясь уничтожить как класс.

Одна из куриц поймала ящерицу, и та дико извивалась у нее в клюве. Курица бросилась прочь; остальные птицы погнались за ней, чтобы отобрать добычу. Удивительно, до чего хищные птицы.

— Ладно, перед завтраком хватит о Сталине, мой юный друг Шеперд, пастух без овец. Но я действительно считаю, что каждый должен копаться в земле. Доктора, интеллигенция. И особенно политики. Как нам улучшить жизнь рабочего человека, если мы не уважаем его труд?

Лев аккуратно сложил ветхую зеленую кофту с дырами на локтях, в которой каждый день возится с животными. Видимо, не рассчитывает, что его убьют, пока он кормит кур. Или надеется на лучшее. Широко расставив ноги в ботинках, снял очки и на мгновение посмотрел на солнце, обратив к небу морщинистый лоб; ни дать ни взять настоящий крестьянин. В эту минуту Лев походил на воплощение Народной Революции с одной из фресок Диего. Потом бывший председатель Петроградского совета убрал навозную лопатку и отправился завтракать.