Бесспорное правосудие - читать онлайн книгу. Автор: Филлис Дороти Джеймс cтр.№ 19

Эш сказал, что будет у нее на Пелхем-плейс в шесть тридцать, и Октавия уже к шести часам была готова и ждала его, беспокойно переходя из небольшой кухоньки к окну слева от гостиной, откуда сквозь цокольные решетки открывался подход к дому. Впервые она сама приготовила для него ужин, впервые он войдет в ее дом. До сих пор он сам звал ее куда-то, а если Октавия приглашала его войти, говорил с таинственным видом: «Еще не время». Она ломала голову, не понимая, чего он ждет. Большей уверенности в правильности выбора, нужного момента для символического вступления в ее жизнь? В себе она не сомневалась. Она любит его. Он ее мужчина, ее человек, ее возлюбленный. У них еще нет близости, но она будет. Всему свое время. Сейчас ей достаточно радостной уверенности в том, что она любима. Октавии хотелось, чтобы об этом знали все. Вот бы поехать с ним в монастырь, похвастаться – пусть эти высокомерные девчонки знают, что и у нее может быть мужчина. Ей хотелось обычных вещей – обручального кольца, подготовки к свадьбе, обустройства общего дома. О нем нужно заботиться, его нужно любить.

Одну грань его власти она не полностью осознавала. Эш был опасен. Она не знала, насколько опасен и чем именно, но одно точно знала: он не из ее круга. И не из тех кругов, которые были ей известны или могли быть известны. Находясь с ним, Октавия испытывала не только восторг и волнение нарастающего желания, но и дрожь близкой опасности, это питало ее бунтарское начало, и она чувствовала, что впервые живет в полную силу. У них был не просто любовный роман, но и братство товарищей по оружию, союз наступательный и оборонительный против домашнего конформизма, против ее матери и того, что было матери дорого. И мотоцикл был частью такого Эша. Обхватив юношу руками, она чувствовала стремительный поток холодного ночного воздуха, видела дорогу, бегущую серебристой лентой под колесами, и ей хотелось кричать от радости и торжества.

Она не встречала никого, похожего на Эша. Он держался с ней безукоризненно, почти строго. При встрече целовал в щеку или подносил ее руку к губам. И никаких других прикосновений, отчего желание разгоралось в ней с такой силой, что его трудно было скрывать. Октавия знала, он не любит, когда к нему прикасаются, но с трудом отрывала руки.

Эш никогда не говорил, куда повезет ее, и Октавию это устраивало. Обычно они приезжали в какой-нибудь загородный ресторан – похоже, он не любил лондонские питейные заведения и редко туда заглядывал. Эш также с презрением относился к шикарным загородным ресторанчикам с аккуратно припаркованными «Порше» и «БМВ», подвешенными цветочными корзинами, залом с пылающим камином, искусно продуманным интерьером в псевдодеревенском стиле, однообразной ресторанной пищей и уверенными, громкими голосами преуспевающих людей. Он предпочитал немодные, тихие места, где коротали время за выпивкой сельские жители, усаживал ее в углу, приносил, что она просила – херес или полпинты светлого пива, а себе брал полпинты обычного. Из еды обычно заказывал сыр или паштет с французской булкой, Октавия болтала, а он слушал. О себе Эш рассказывал мало. Она чувствовала, юноша хочет, чтобы она знала, как досталось ему за эти годы, и в то же время он не выносил жалости. Если она задавала вопрос, он отвечал кратко, иногда односложно. Казалось, он постоянно себя контролирует, как контролировал, когда решал, сколько будет жить у очередных приемных родителей. Октавия приучилась не ступать на опасную почву. Поев, они перед возвращением в Лондон с полчаса гуляли на природе; Эш уверенно шагал впереди, она семенила следом.

Иногда молодые люди выбирались на побережье. Эшу нравился Брайтон. Его мотоцикл с ревом несся по Роттиндинской дороге, откуда открывался прекрасный вид на Ла-Манш; там они останавливались в каком-нибудь придорожном кафе, ели, а затем ехали к холмам Даунса. Хотя Эш не любил модные заведения, но в еде был привередлив. Решительно откладывал в сторону несвежую булочку, суховатый сыр, прогорклое масло.

– Не ешь эту дрянь, Октавия, – говорил он.

– Не так уж это и плохо, дорогой.

– Не ешь. Лучше купим чипсы по дороге домой.

Вот это ей и нравилось больше всего – сидеть на обочине, смотреть, как мимо проносятся автомобили, вдыхать запах чипсов и теплой, жиронепроницаемой бумаги, испытывать радость от неограниченной свободы и в то же время чувствовать себя защищенной в их обособленном мире. А красный «Кавасаки» был одновременно гарантом и символом свободы.

Но сегодня Октавия сама приготовит ему ужин. Она остановилась на стейке. Все мужчины любят мясо. Мясник выбрал отличную вырезку, и сейчас перед ней на тарелке лежали два больших куска мяса – в последнюю минуту она положит их на решетку. У «Маркса и Спенсера» Октавия купила свежие, уже подготовленные овощи – горошек, морковь и молодой картофель. На десерт будет лимонный торт. Стол был накрыт. Она купила свечи и позаимствовала из гостиной матери два серебряных подсвечника. Октавия внесла их на кухню, где экономка матери, миссис Бакли, чистила картошку, и объявила без всяких предисловий:

– Если мама спросит, где подсвечники, скажи, что я взяла.

И, не дожидаясь ответа, направилась к бару и под неодобрительным взглядом миссис Бакли вынула оттуда первую попавшуюся бутылку бордо. Женщина открыла было рот, чтобы выразить свое недовольство, но передумала и продолжила работу.

«Глупая старая корова, – подумала Октавия, – какое ей дело? Возможно, она подсматривает из-за штор, кто идет. А потом мигом к Венис, чтобы сообщить. Ну и пусть. Теперь это не важно».

Стоя у дверей с подсвечниками в одной руке и бутылкой вина – в другой, она сказала:

– Может, откроете мне дверь. Разве не видно, что у меня заняты руки?

Миссис Бакли молча подошла к двери и открыла. Октавия выскользнула из кухни и услышала, как дверь за ней захлопнулась.

Спустившись в собственную гостиную, она с удовлетворением оглядела стол. Со свечами все выглядит иначе. Октавия не забыла и о цветах – хризантемы бронзового цвета.

Гостиная, которую она никогда не любила, выглядела нарядно и празднично. Может быть, сегодня вечером они займутся любовью.

Эш пришел точно в срок – как всегда, без тени улыбки, и, как только она открыла дверь, сказал:

– Бери все для мотоцикла. Я должен тебе кое-что показать.

– Но, дорогой, я ведь сказала, что приготовлю ужин. Стейки готовы для жарки.

– Это подождет. Съем, когда вернемся. Сам за-жарю.

Спустя несколько минут Октавия вернулась с шлемом в руках и, застегивая молнию на кожаной куртке, спросила:

– А куда мы едем?

– Там увидишь.

– По твоему тону можно подумать, что это важно.

– Действительно важно.

Больше вопросов она не задавала. Через пятнадцать минут они были в Холланд-парке и, повернув, направились к Уэствэю. Еще пять минут – и Эш подкатил к одному из домов. Октавия уже поняла к какому.

Вокруг царила полная разруха, казавшаяся еще более нереальной от падавшего сверху яркого света. По обеим сторонам улицы тянулись дома, огороженные чем-то напоминавшим по виду листы рыжеватого металла. Дома были все одинаковые, каждый состоял из двух квартир с отдельным боковым входом и крыльцом под навесом. На нижнем этаже – и на более высоких – были трехстворчатые окна, завершали строения треугольные фронтоны; все окна и двери были забиты досками. За выломанными оградами виднелись отдельные сохранившиеся кустарники, у некоторых розовых кустов были оторваны или сломаны ветки.