Греби деньги.
Политика, этика, мораль – это все неважно. Главное доход. Как его учил отец? Мы получаем обед не от щедрости мясника, пивовара, пекаря, а от их заботы о собственных интересах. Алчность – вот что заставляет каждый бизнес служить своим клиентам. Она гарантирует лучший продукт за лучшую цену.
То же самое с каперством. Отними соблазн богатства, и не останется никакого мотива. Все стремятся к успеху.
Что в этом дурного?
Очевидно, все.
Самое поразительное, что в этом не было ничего революционного. Каперские свидетельства существовали семьсот лет. Каперы изначально являлись выходцами из хорошо образованных купеческих семейств, некоторые даже были дворянами. Их почтительно называли «моряками-джентльменами». Их кредо? Ни в коем случае не возвращайся с пустыми руками. Их добыча пополняла королевскую казну, что позволяло снижать налоги. Они обеспечивали защиту от врагов страны и помогали правительству в военное время. Пиратство прекратило свое существование в двадцатые годы восемнадцатого века, а каперство держалось еще сто пятьдесят лет. Теперь казалось, что Соединенные Штаты решили уничтожить его последние следы.
Пират ли он?
Может быть.
Его отец и дед не имели ничего против этого прозвища. Даже гордились им по-своему. Почему бы и ему не гордиться?
Зазвонил домашний телефон.
– У меня скверные новости, – сказал Нокс, когда Хейл ответил. – Меня надули.
Хейл слушал о том, что произошло в Нью-Йорке, и его беспокойство возвращалось. Спасение, казалось, вновь исчезало.
– Возвращайся сюда. Немедленно.
– Я уже в пути. Вот почему звоню так поздно. Сначала нужно было выбраться из Нью-Йорка.
– Как только вернешься, сразу в дом. И не докладывай остальным. Пока что.
Он положил трубку.
И тут же набрал другой номер.
Глава 26
Ла-Плата, Мэриленд
23.20
Уайетт оглядел поросшую лесом территорию Гарверовского института. Пять кирпичных трехэтажных зданий стояли в узкой долине в четверти мили от шоссе. По черному небу плыли тучи, закрывая полумесяц. Легкая морось следовала за ним от находившегося в нескольких милях маленького аэропорта, где Андреа Карбонель оставила его. Вдали прогремел гром.
Он специально не поехал на одну из освещенных стоянок, где было около сотни свободных мест. Собственно, машину, которую предоставила ему Карбонель, он оставил на шоссе и пришел пешком. Готовый ко всему, что могло его ожидать.
Он проводил взглядом Карбонель, улетавшую на юг, к Потомаку и Виргинии. Вашингтон находился севернее. Куда она теперь направлялась?
Прячась за соснами, окаймляющими тропинку, он медленно пошел к одному из зданий, где на втором этаже все еще горел свет. Карбонель сказала, что человек, который ему нужен, находится там, это некий Гэри Воччо, очевидно, какой-то математический гений. Ученому мужу было велено ждать, пока не появится агент с нужным паролем, и сообщить все данные и сведения о шифре Джефферсона только ему.
Уайетт вглядывался в темноту, уровень тревоги повышался от желтого до оранжевого. Тело пронизывал холод. Он был не один. Он никого не видел, но ощущал. Карбонель предупреждала, что они будут здесь. Почему же до сих пор никто не вошел в институт? Ответ казался очевидным.
Они ждут его.
Или кого-то другого.
Благоразумие побуждало быть осторожным, но Уайетт решил не разрушать планы этих людей.
Он вышел из своего укрытия и зашагал прямо к освещенному зданию.
* * *
Хейл слушал, как телефон звонит ему в ухо.
Раз. Другой. Третий.
– В чем дело, Квентин? – наконец спросила Андреа Карбонель. – Ты не спишь?
– Будто ты не ждала моего звонка.
– Нокс натворил дел в «Хемсли Парк-лейн». Один агент убит, двое ранены, еще один убит в Центральном парке. Оставить такое без ответа я не могу.
Шум вертолетного винта в трубке давал понять, что она в движении.
– И что ты собираешься делать? Арестовать нас? Желаю удачи, учитывая, как глубоко ты в этом увязла. Был бы рад объяснить по телевидению, какая ты на самом деле лживая сука.
– Ты сегодня несколько раздражителен.
– Даже не представляешь, до какой степени.
– В систему правосудия я верю не больше, чем ты, – напрямик сказала она. – И, как ты, предпочитаю собственную форму возмездия.
– Я думал, мы союзники.
– Были союзниками, пока ты не решил сделать эту глупость в Нью-Йорке.
– Я не делал ее.
– Никто тебе не поверит.
– Получила ты ключ к шифру Джефферсона? Или это еще одна ложь?
– Хочу кое-что узнать прежде, чем ответить.
Он был не в восторге от перспективы долгой дискуссии с этой женщиной, но какой у него был выбор?
– Спрашивай.
– Как думаешь, долго ты сможешь творить, что вздумается?
Обсуждать это он мог.
– У нас есть конституционные полномочия, полученные от конгресса и первого президента Соединенных Штатов, нападать без ограничения срока на врагов этого государства по своему усмотрению.
– Квентин, ты анахронизм. Реликт из прошлого, которому больше нигде нет места.
– Наше Содружество делало то, что невозможно делать традиционными средствами. Вы хотели экономического хаоса в некоторых ближневосточных странах. Мы его устроили. Вы хотели, чтобы некоторые привилегированные лица лишились своих активов. Мы лишили их. Политики, отвергавшие сотрудничество, начали сотрудничать, когда мы разделались с ними.
Он знал – Карбонель не хотела, чтобы эти сведения стали известны всему миру, так что если кто-то подслушивал, то мог порадоваться разговору.
– И пока вы все это делали, – сказала она, – вы гребли под себя больше разрешенных восьмидесяти процентов.
– Можешь это доказать? Мы делали значительные взносы разведывательным агентствам на ежегодной основе – в том числе и твоему, – миллионные взносы. Хотел бы я знать, Андреа, оказывались ли они в итоге в казне США?
Она засмеялась.
– Можно подумать, мы получали полную долю. У всех вас, пиратов и каперов, существует особая форма бухгалтерии. Столетия назад это происходило в открытом море, добыча делилась по вашему драгоценному Соглашению до того, как мог кто-то понять, сколько награблено. Как это называлось? Гроссбух? Я уверена, что велось два комплекта гроссбухов. Один для правительства, чтобы оно было довольно, а другой – чтобы все участники договора не жаловались.
– Мы зашли в тупик, – сказал он. – Так мы ничего не добьемся.