Руки неудачливого стрелка замелькали над морем голов, потом его повалили на землю.
– Пустите меня, – снова сказал Джексон. – Я способен за себя постоять.
Появились полицейские, и этого человека рывком подняли на ноги. Крокетт передал его стражам порядка и объявил:
– Я давно хотел увидеть самую мерзкую на свете тварь, и вот, теперь увидел.
Арестованный замямлил, что он король Англии и со смертью Джексона денег у него станет больше.
– Нам нужно идти, – прошептал Джексону Вудбери. – Этот человек явно сумасшедший.
Джексон не хотел слышать подобные объяснения.
– Никакого сумасшествия. Существовал заговор, и этот человек был орудием.
– Пойдемте, сэр, – сказал министр финансов, выводя президента в туманное утро к ждущему экипажу.
Джексон подчинился.
Но его разум бурлил.
Он был согласен с Ричардом Уайльдом, конгрессменом из Джорджии, который однажды сказал ему: «У молвы сотня языков, и она разносит еще больше слухов». Джексон на это надеялся. Он без тени страха стоял лицом к лицу с убийцей. Его не удержали даже два пистолета. Все присутствующие засвидетельствуют смелость президента.
И, слава богу, провидение оберегало его.
Поистине он казался избранным судьбой возвысить славу этой страны и отстаивать дело народа.
Джексон влез в экипаж. Вудбери последовал за ним, и лошади тронулись. Он больше не ощущал ни холода, ни старости, ни усталости. Сила бурлила в нем. Как в прошлый раз, два года назад. Во время пароходной экскурсии во Фредериксберг. Бывший морской офицер, которого он уволил, разбил ему лицо, совершив первое нападение на американского президента. Джексон отказался выдвигать обвинение и отверг рекомендацию помощников, чтобы его все время окружала вооруженная охрана. Пресса уже именовала его королем, а Белый дом – королевским двором. Он не захотел лить воду на эту мельницу.
Теперь кто-то всерьез пытался убить его.
Тоже первый случай с американским президентом.
Политическое убийство.
Еще одно деяние, подумал он, характерное для Европы и Древнего Рима. Обычно оно направлялось против деспотов, монархов, аристократов… Но не народных избранников.
Джексон сверкнул глазами на Вудбери.
– Я знаю, кто это устроил. У них нет мужества, чтобы встретиться со мной лицом к лицу. И они подсылают сумасшедшего выполнить их приказание.
– Кого вы имеете в виду?
– Изменников, – одним словом ответил президент.
И расплата будет жестокой.
Часть 1
Глава 1
Нью-Йорк
Суббота, 8 сентября, настоящее время
18.13
Коттону Малоуну было мало одной ошибки.
Он сделал две.
Первой оказалось пребывание на пятнадцатом этаже отеля «Гранд-Хайат». Это требование поступило от его прежней начальницы Стефани Нелл по электронной почте два дня назад. Ей нужно было видеть его в субботу в Нью-Йорке. Очевидно, задачу они могли обсудить только лично. И, судя по всему, она была важной. Он все-таки попытался дозвониться ей в главное управление «Магеллана» в Атланте, но ее помощница сказала:
– Она уже шестой день не появляется в кабинете, находится на НК.
НК. Никаких контактов.
Это означало – не звони, я сама тебе позвоню.
Он уже бывал в таком положении – оперативник, решающий, когда лучше всего явиться. Однако статус был слегка необычным для главы «Магеллана». Стефани отвечала за все двенадцать тайных операций. Ее задачей было руководить. Пребывание в режиме НК означало, что ее внимание привлекло что-то необычное.
Коттон и Кассиопея Витт решили поужинать и отправиться в театр после того, как он узнает, что нужно Стефани. Они прилетели накануне из Копенгагена и остановились в отеле «Сент-Реджис», в нескольких кварталах к северу от того места, где он теперь стоял. Кассиопея выбрала номер, и, поскольку сама же его и оплатила, Коттон не стал возражать. К тому же трудно было бы протестовать против королевской атмосферы, захватывающих видов и номера, более просторного, чем его квартира в Копенгагене.
Малоун ответил на электронную почту Стефани, сообщил, где остановился. Утром после завтрака карточка-ключ отеля «Гранд-Хайат» ждала его у портье «Сент-Реджиса» с запиской:
ПОЖАЛУЙСТА, БУДЬ У МЕНЯ РОВНО В 6.15.
Он удивился слову «ровно», но сообразил, что бывшая начальница страдает неизлечимым навязчивым неврозом, что делает ее хорошим администратором и раздражающей личностью. К тому же он понимал, что она не связалась бы с ним, не будь это очень важно.
Он вставил карточку-ключ в замок, не обратив внимания на табличку «Не беспокоить».
Вспыхнул зеленый индикаторный огонек электронного замка, и запор открылся.
Номер оказался просторным, с очень широкой кроватью, покрытой красными плюшевыми подушками. На рабочем месте стоял дубовый стол с удобным креслом. Два окна выходили на Восточную Сорок вторую улицу, третье – на запад, в сторону Пятой авеню. Обстановка было именно такой, какую можно ожидать в отеле высокого класса в центре Манхэттена.
За исключением двух вещей.
Взгляд его остановился на устройстве, будто сделанном из алюминиевых распорок, свинченных, словно детали детского конструктора. Оно стояло перед одним из передних окон, слева от кровати. Наверху на крепком металлическом основании стоял прямоугольный ящик размером около двух футов на три, тоже из тусклого алюминия; его привинченные боковые стенки смотрели на окно. Другие распорки тянулись к стенам, передней и задней, одна стояла на полу, еще одна – двумя футами выше, по всей видимости, удерживая устройство на месте.
Это имела в виду Стефани, говоря важно?
Из ящика торчал короткий ствол. Казалось, заглянуть внутрь его можно, только отвинтив боковые стенки. Коробку и раму украшал набор шестерен. Вдоль опор тянулись цепи, словно вся эта штука должна была двигаться.
Он потянулся ко второй аномалии.
К конверту. Запечатанному. С его именем.
Малоун взглянул на свои часы. 6.17.
Где Стефани?
Снаружи донесся пронзительный вой сирен.
Держа конверт в руке, он подошел к одному из окон и посмотрел вниз. На Восточной Сорок второй улице машин не было. Потоки движения направлялись в объезд. Когда он только приехал, то заметил снаружи полицейских.
Что-то происходило.
Малоун знал репутацию ресторана «Чиприани» на другой стороне улицы. Он бывал внутри и теперь вспомнил его мраморные колонны, инкрустированные полы и хрустальные люстры – бывший банк, построенный в стиле итальянского Возрождения, сдавался для элитных собраний. Очевидно, этим вечером происходило событие, достаточно важное, чтобы перекрыть уличное движение, очистить тротуары и потребовать присутствия шести лучших нью-йоркских полицейских, стоявших у изящного входа.