– Зачем ты все это сказал Нэнни? Ты… в этом… уверен?
– Конечно, уверен, и поэтому, мое сокровище, мы должны создать дом, подходящий для большой семьи, и чтобы у нас был человек, способный позаботиться о наших малышах, когда мы с тобой будем открывать новые горизонты в поисках источника вдохновения для книг, которые напишем вместе!
– Папа хотел именно такой судьбы для меня! Но… все еще не верится, что я действительно увижу места, о которых могла только мечтать.
– Но ты их увидишь, ты там будешь жить, и порой эта жизнь будет очень и очень нелегкой, без всяких удобств, но, родная, зато мы будем там вместе!
– А я только этого и желаю. О, мой дорогой, любимый Сильвестер! Неужели это действительно правда – то, что я нашла тебя и что ты меня любишь, и все в нашей жизни так прекрасно?
– Знаешь, мне кажется, что ты недостаточно веришь в Судьбу, а между прочим, инстинкт должен тебе подсказывать, что за каждым поворотом нас ожидает множество приключений и открытий, – и он засмеялся, – мы называем эту возможность Судьбой, но настоящее название этому – Колесо жизни и Возрождение, а также магия любви, которой невозможно противиться.
– Подумать только! Ты говоришь как раз то, что мне хотелось от тебя услышать и что я всеми силами стремлюсь понять! – воскликнула Пандия.
– Я научу тебя понимать эти явления и еще многое другое, – он ее поцеловал, – а сейчас мы поднимемся наверх, чтобы отдохнуть после такого эмоционального опыта: ведь больше никогда никто из нас двоих не повторит опыт бракосочетания.
Когда Сильвестер приобнял Пандию и повел ее наверх по лестнице, она взволнованно прошептала:
– Это как-то неприлично – ложиться спать днем… – Но он громко рассмеялся, заметив:
– Ну-ну, дорогая, ты англичанка до мозга костей, однако, думаю, твой отец мог бы рассказать, что у венгров, да и у многих других народов, вкушение радостей любви не регламентировано часами, днями и неделями! – Он обнял ее крепче. – Любовь должна быть с нами, когда мы ее хотим, а я хочу тебя сейчас, в это самую минуту, хочу так, словно ждал этого мгновения миллион лет!
Пандия открыла дверь материнской спальни. Это была очень уютная комната, с тяжелыми занавесями и изящной мебелью. В камине горел огонь. Спаленка показалась Пандии такой же прекрасной, как спальня в Замке, где Сильвестер впервые ее поцеловал.
Вскоре молодожены уже не способны были думать ни о чем другом, кроме своей любви. Сначала Сильвестер снял с ее головы венок, затем вуаль и осторожно вынул шпильки из волос, и они тяжелыми волнами рассыпались по хрупким плечам. Затем он прижал ее к себе и расстегнул крючки на платье.
– Я стесняюсь, – прошептала Пандия.
– И я обожаю твою стыдливость!
Платье соскользнуло на пол, и Пандия тихо попросила:
– Пожалуйста… не смотри на меня!
– Но я хочу смотреть на тебя, хочу к тебе прикасаться, хочу целовать тебя всю, от макушки до пяток!
И такая страсть прозвучала в голосе Сильвестера, что Пандии стало трудно дышать. Он отнес ее в постель, и вскоре его возбуждение передалось и ей, и дрожь экстаза, неудержимая, неконтролируемая, первозданная, охватила все ее существо.
* * *
Много позже, когда за окном стемнело, а огонь в камине почти потух, Пандия спросила:
– Ты меня все еще любишь?
– Этот вопрос должен был задать тебе я, любимая. Что касается моих чувств, то я не только тебя обожаю и почитаю, но мне просто не верится, что возможно испытывать такое счастье, которое испытываю сейчас я!
– Я действительно сделала тебя счастливым?
– Настолько счастливым, что я опасаюсь, как бы олимпийцы не позавидовали мне и не забрали бы тебя на Олимп, откуда ты, несомненно, однажды спустилась.
– Но я тебя никогда не покину, теперь я твоя, и, хотя мне сложно выражать мысли столь изящно, как это удается тебе, но я попробую объяснить… Я вовсе не богиня, но земная женщина, хотя отныне и обитаю в небесах, куда ты вознес меня своей любовью.
– Но я-то хотел спросить о другом, ты – счастлива?
– «Счастлива» – не то слово. Ты собрал звезды с неба и сделал из них для меня ожерелье. Этим вечером мне казалось, что я целовала луну и в то же время чувствовала зной солнца. Я погружалась в глубины океана, и там меня ждал ты. Я не подозревала, что любить вот так – великое счастье, но теперь понимаю, почему Боги спускались на землю и любили земных женщин!
– Вот это мне и хотелось дать тебе понять, а ведь это лишь первые уроки любви.
И он коснулся губами ее лба, а потом вдруг коротко рассмеялся:
– Ну как же ты могла подумать, что сумеешь притвориться замужней женщиной, ты, такая чистая, неопытная и совершенно невинная?
– Не думаю, что кому-то это могло прийти в голову, разве только этот кто-то осмелился бы меня поцеловать.
Но говоря так, она тут же вспомнила, что граф хотел не только поцеловать ее, но и овладеть ею, и слегка вздрогнула. И, как будто поняв, о чем она сейчас думает, Сильвестер сказал:
– Вот именно! Вот почему, любимая, никогда больше не пытайся меня обманывать… И никогда, никогда больше не играй той роли, о которой тебя просила сестра! Я считаю, что она поступила отвратительно!
– Но она всего лишь попросила меня заменить ее на похоронах…
– А там тебя поджидал я!
– Но мне и в голову не могло прийти, что ты способен на такой шокирующий поступок, как явиться в мою спальню! Как ты решился?..
Он повернулся так, чтобы видеть лицо молодой жены: волосы ниспадали на ее плечи точно так же, как в ту ночь, когда он пробрался в гостевую спальню в Замке, но в этот раз в глазах Пандии застыл не испуг, а вопрос.
– В тот вечер я понял: сколько бы времени это ни заняло, какие бы трудности не пришлось мне преодолеть на пути к тебе, ты будешь моей!
– Ты… действительно так думал? А мне показалось, когда я тебя прогнала, что… потеряла тебя навсегда!
– Если у человека есть заветная мечта, то никто, даже небожители, не могут ему в этом помешать. Я желал тебя и готов был целый мир принести в жертву, чтобы завладеть тобой и твоим сердцем!
– Дорогой мой, любимый, я так рада это слышать! – воскликнула Пандия. – Но только предположим, что я была бы замужем, – а ты бы уехал в Марокко и… забыл меня?
– Я бы никогда тебя не позабыл. Я приготовился сражаться за тебя, как Боги, любым способом, даже если бы пришлось тебя украсть!
Пандия рассмеялась, почувствовав, как его слова, властная интонация, огонь в глазах и громкий стук сердца вновь разжигают пламя в ее крови, а губы жаждут его поцелуев. Этот огонь разгорелся во всем ее существе.
Да, Селена была права, когда сказала, что они унаследовали страстную натуру отца!