Улыбка Лизы. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Никитина cтр.№ 51

– Не ты ли всюду говоришь, что скульптура – занятие для мастеровых, а работа по созданию ее – грязна и изнурительна? И сравниваешь ваятеля с каменщиком и булочником, усыпанными крошкой и пылью. Так зачем тебе этот мрамор?

Охочие до чужой жизни и жадные до сплетен горожане столпились вокруг, но скандалист не останавливался:

– Ты перепутал математику с искусством, и если тебе доверят перенести Баптистерий, то Флоренция лишится своего Сан-Джованни6…

– Но расчёты Леонардо верны, – вмешался Лука Пачоли, – и проект с перенаправлением вод Арно тоже просчитан: если всё воплотить, то у горожан будет вода прямо в домах…

– Она будет у них в домах только в весенний паводок, – рассмеялся Микеланджело, а за ним и другие.

– Так как я неучёный человек, то некоторые считают вправе порицать меня, не желая признавать моих трудов, но нас рассудит время. Истина – вот единственная дочь времени, – бросил Леонардо обидчику и, развернувшись в гневе, покинул площадь.

* * *

Монах, коего встретил он однажды, не покидал его мыслей. Леонардо часто возвращался к их разговору в горном трактире. Две родственные души летели к одной цели, но разными путями. Один уверял: без Бога человеческое величие падёт в пропасть, без добродетели людей ждёт погибель. Другой считал: без науки и искусства развитие немыслимо, и только природа достойна изучения, а общество, погрязшее в пороках, вторично.

Лишь в одном их судьбы повторились – капризная красавица монна Флоренция пренебрегла обоими. Не захотела принять даров от влюблённых в неё чужестранцев, принесших Цветущей славу.

«Настали времена испытаний. На мою долю останется самая чёрная неблагодарность, и люди малодушные сделают то же, что братья сделали с Иосифом, продав его купцам египетским», – говорил монах.

Леонардо смотрел на своего Иеронима с лицом Савонаролы и думал: люди всегда кому-то верят и не могут иначе. Они ненадолго поверили монаху из Ферары, а потом, как ветреная девица, – другому, но сын Божий Савонарола верил в них всегда.

В пламя оплывшей свечи попал мотылёк, оно жадно затрепетало, вытянулось языком, пожирая его крылья. Вот так же алчно пожирал плоть монаха костёр на площади Синьории.

Леонардо обмакнул гусиное перо и оставил в блокноте единственную фразу: «Флорентийцы предали Христа, когда сожгли Савонаролу».

Вечером того же дня он узнал, что гонфалоньер Пьеро Содерини учинил великую несправедливость: не сдержав своего слова, передал мрамор для ваяния фигуры Давида юному наглецу Микеланджело Буонарроти.

Неделю спустя Леонардо покинул Флоренцию. Он отправился в Пьомбино на службу к Чезаре Борджиа7, грамотой которого был назначен главным архитектором и военным инженером всех городов, захваченных герцогом.

Сквозь неплотно сомкнутые веки пробивается яркий поток света – из круглого зеркального прожектора, зависшего над ней. Вокруг много мониторов с цветными и монохромными дисплеями. Сама она неподвижно, как бабочка в гербарии, пришпилена к лабораторному столу проводами, зажимами и трубками. На голове и по всему телу закреплены датчики. Из локтевой вены правой руки постоянно берут кровь на исследование и вводят какие-то жидкости. Кажется, её изучают, как лабораторную крысу. Очевидно, это инопланетный космический корабль, а она находится в одной из его лабораторий, освещённой искусственным светом. Она видит только белоснежный потолок со слепящими прожекторами и стерильно-белые стены. Инопланетяне похожи на людей: в голубых одеждах свободного кроя, волосы спрятаны под шапочками, лица – под масками.

Они бесшумно и деловито передвигаются по комнате. Иногда кто-то из них касается её тела холодными резиновыми руками. На металлических столиках лежат предметы, напоминающие хирургический инструмент. Общаются они между собой беззвучно. Когда Лиза пытается освободить руку, тот, что рядом, кричит, но тоже неслышно – она догадывается об этом по втягивающейся маске в том месте, где должен быть речевой аппарат.

Неподвижная правая рука онемела. Очень хочется повернуться на бок, но мешают фиксирующие повязки и провода от датчиков. Во рту пересохло так, что сухой, шершавый язык не помещается в нём. Перед глазами появляется озеро с искрящимися от кристаллов соли берегами, где она давно, в детстве, была с отцом. Потом появляется водопад. Тонны бесполезной воды падают в никуда. Не успевает она подумать об этом, как тотчас, через тоненькую трубочку в рот попадает спасительная влага. Похоже, инопланетяне перехватывают её мысли: вживили в голову чип и теперь считывают информацию с мозга. Затем всё исчезает: и лаборатория, и космический корабль с глухонемыми, но милосердными пришельцами, а она начинает падать – то ли в шахту, то ли в глубокий колодец. Медленно и плавно. Так осенний лист отрывается от ветки дерева и долго кружит над землёй, раздумывая, а не вернуться ли ему обратно, хотя хорошо знает, что назад пути нет. У него нет выбора, и единственное, что он теперь может – продолжать своё падение, как можно медленней и дольше кружиться, пользуясь услугой попутного ветра, выдумывая на ходу всё новые и новые танцевальные па. Главное, не поддаваться ей – самой могущественной на свете силе. Как же она называется? Забыла. Она продолжает падать. Толи колодец очень глубок, то ли падает она очень медленно, но происходящее напоминает ей что-то ужасно знакомое… Пахнет апельсиновым вареньем и пирожками.

А она всё падает и падает, и кажется, что этому не будет конца.

Ветер усиливается. Она уже не вальсирует, а кружится на каруселях в городском парке – всё быстрее и быстрее… А ветер превращается в ураган. Люльку, в которой она сидит, срывает вместе с карусельной цепью и закручивает с головокружительной скоростью. Внизу, прямо под ней, разинутая гигантская пасть воронки чёрной дыры, в которую её неумолимо затягивает. Чудовищная, бездушная сила тащит её в омут Времени.

«Каждого Крон пожирал, лишь к нему попадал на колени новорождённый младенец…»1

Ураган превращается в торнадо. Она наблюдает себя со стороны: мощные вихревые потоки закручивают её в разные стороны: голову – по часовой стрелке, а ноги в противоположную.

«Интересно, как долго всё это может продолжаться?» – думает она. Согласно законам классической физики под воздействием всех этих сил её талия сначала должна превратиться в осиную, затем приобрести форму песочных часов, а потом, если это безумие не закончится… А потом её выталкивает в обратную сторону.

– Белая дыра всегда выталкивает материю в обратную сторону, – поясняет невысокий, в меру полноватый человек с блестящей лысиной и хитроватыми, смеющимися глазами. Он стоит рядом с Лизой, задумчиво протирая клетчатым носовым платком очки в роговой оправе.

«Кип Торн был прав», – успевает подумать она перед тем, как ему исчезнуть.

Порывы ветра доносят детский крик. Она выбирается через окно и бежит туда, где шум ветра сливается с зовом о помощи, где в просветах между скал пенистыми гребнями вздымается выплеснутое из берегов озеро. Не река и не море – точно знает, что озеро. Волны с рёвом обрушиваются на прибрежные валуны и застывшую на них мальчишескую фигурку. Сердце беспомощно замирает – она узнаёт сына.