Твоя К. - читать онлайн книгу. Автор: Тереза Ревэй cтр.№ 39

— Привет, Курт, — поздоровался он, пожимая сильную руку зятя.

— Здравствуйте, Макс. Мои поздравления по случаю последней выставки. Я читал отзывы критиков в моих изданиях.

— Надеюсь, отзывы были искренними.

Айзеншахт улыбнулся.

— Успокойтесь, Макс. Вы мой шурин, но это не значит, что я буду вам льстить. Мое правило — правда и только правда на страницах моих газет, неважно, что это: политика или культура. Именно поэтому их так любят читатели.

Макс промолчал. По его мнению, все, что касалось политики и несло на себе отпечаток Айзеншахта, оставляло желать лучшего. В этих изданиях проповедовалось возрождение древней аутентичной Германии, построение общества со строгой иерархией. Писалось, что Запад деградирует, забыв о своих истоках и национальном происхождении. После освобождения из тюрьмы Гитлера его портрет был опубликован на первой полосе. Айзеншахт использовал свои издательства, чтобы пропагандировать только одну точку зрения. Он был умным человеком, который верил в рекламу и современные средства передачи информации, такие как радио или фотография. Тем более, что война, революционные потрясения, непрекращающиеся политические кризисы политизировали большую часть населения, которое чувствовало недостаток информации.

— А ты в курсе, что Курт купил на выставке несколько твоих работ? — гордо спросила Мариетта.

— Нет, не в курсе, — ответил Макс, не зная, стоит ли радоваться по этому поводу.

— Скрытность иногда полезна, — пробормотал Айзеншахт с деланно простым видом.

— Для меня это очень лестно. Я знаю, что у вас и так очень знаменитая коллекция.

— Что делать, мой дорогой. Мне нравится ваш стиль. Геометрия форм, драматизм лиц. У вас есть определенная идея силы, идея порядка, которую я разделяю. Вы обладаете настоящим чувством реальности. Видно, что вы не случайно стали фотографом. Это призвание.

Макс, который, сам того не желая, был приятно тронут комплиментом, смущенно опустил глаза. Как раз в это время звякнул колокол на входе. Мариетта повернулась на звук.

— Смотрите, это Анита Бербер, — сказала она обрадованно, готовясь к новому зрелищу. — Она замечательная!

— Увидим, — холодно сказал Айзеншахт. — Не думаю, что ее вульгарные поступки достойны хоть какого-то интереса. Она и так довольно долго занимает слишком много места на сцене. Пора бы ей исчезнуть, да так, чтобы о ней забыли. До скорого, Макс.

Взмахнув рукой Максу, он взял под руку супругу, пославшую брату воздушный поцелуй.

В то время как Макс смотрел на актрису, молодой швейцар сообщил ей, что ее ожидают. Бербер обернулась в сторону Макса, и ее короткая шелковая накидка соскользнула с плеч. Польщенный Макс был очарован ее кокетливой улыбкой.

Положив пеньюар посреди ванной комнаты, Ксения проверила температуру воды. Указатель уровня жидкости показывал, что надо спешить, ванна наполнится через несколько минут. С удовлетворенным вздохом она погрузилась в душистую воду по самый подбородок. Пар заполнял комнату. Чего ей больше всего не хватало в Париже, так это именно ванны. Даже двери туалета, замок которых был сломан, надо было постоянно придерживать рукой.

Теперь, оказавшись в «Адлоне», она принимала ванну по два раза в день. Жак Ривьер заказал простые комнаты для десятка моделей, которых привез с собой в Берлин, но даже эта маленькая комната в «Адлоне» с желтыми шторами, мебелью из красного кубинского дерева, гравюрами с видами Берлина вызвала у Ксении давно забытые воспоминания.

Ей не понадобилось много времени, чтобы стать одной из самых видных моделей Дома моды Ривьера, из тех, кого называли летучими, так как они принимали участие в заграничных показах. Ее научили правильно ходить, поворачиваться, кружиться. Поскольку высокомерный вид был ей к лицу, то она часто использовала его для защиты от нескромных взглядов. Ксения вспомнила уроки хороших манер в детстве, учебники, рассказывающие, как правильно держать голову, делать реверансы во время визита в императорский дворец. Правда, судьба распорядилась совсем по-другому. В течение долгих лет она прогуливалась не с веером и белыми перчатками, застегнутыми до локтей, а с револьвером в кармане. Она носила военные френчи, бриджи, сапоги. Тем не менее тяга к красивым вещам вернулась легко. Слишком легко, как она сама иногда говорила. На первых порах девушка чувствовала себя униженной, когда от нее требовали показать ноги или выпрямить спину. Ривьер сделал несколько примерок специально для нее. Закалывая булавками ткань, он дотрагивался до плеча, груди или бедер. Ксения научилась стоять без движения часами, в то время как портные летали вокруг нее, словно стрижи. Ее и критиковали, и делали комплименты, зачастую бесцеремонные. Она поняла, что в глазах портных и модельеров ее тело является просто инструментом. Нельзя сказать, что ей это не нравилось, так как упрощало очень многое.

Она услышала, как двойные двери в комнату отворились, после чего раздался веселый женский голос:

— Только не говори мне, что ты опять в ванной. Так у тебя кожа размокнет.

— Оставь меня в покое, Таня. Разве я тебя упрекаю тем, что ты объедаешься пирожными? Если и дальше будешь продолжать в том же духе, то не сможешь надеть ни одного платья и попадешь в немилость.

— Бог мой, ты правда так думаешь? — забеспокоилась молодая соседка по комнате, разглядывая свое отражение в высоком зеркале.

— Я пошутила, Танюша, — крикнула Ксения. — Ты спрашивала Ривьера, к которому часу мы должны быть готовы?

— Так точно, госпожа генерал! Он ждет нас к часу дня. Кажется, вечером не будет ни минуты свободного времени. Это меня не удивляет. После первых показов мод Пуаре, еще перед войной, берлинцы никогда не упускали возможности посмотреть на работы модных парижских кутюрье. Ладно, молчу и убегаю, иначе ты опять будешь злиться на меня.

— Отличная мысль, — пробормотала Ксения.

Некоторое время спустя она вышла из ванны, завернулась в пеньюар и прошла босая в комнату. Открыла окно, чтобы полюбоваться оживленной Вильгельмштрассе. Воздух был прохладный, острый, почти перченый — смесь бензина, угля и пыли, поднимавшаяся вдоль стен зданий. Ксении нравился Берлин. Она любила его электрическую суматоху, Потсдамплац, больше похожую на перекресток-мираж, нежели на площадь, тележки цветочных торговок, огни, пронизывающие наступающую ночь, Александерплац, где брали начало живописные улочки с изъеденными временем фасадами, стук трамвайных колес, звук клаксонов автомобилей, густую зелень Тиргартена, Шпрее, которая извивалась змеей, тумбы, покрытые афишами с анонсами театральных постановок, оперетт, фильмов, программ кабаре. Тут царствовало удовольствие и… преступление. Это был город неудавшейся спартаковской революции, восстаний, закончившихся кровопролитием. Он не был создан для робких и каждый день бросал перчатку в лицо своим жителям. Его густая и нетерпеливая толпа с большим аппетитом к жизни заполняла разгоряченные улицы.

Сердце Ксении учащенно забилось, она дрожала от возбуждения. «Я свободна», — думала она. В первый раз после долгих лет тяжелый груз спал с ее плеч. Няня, Маша, Кирилл, дядя Саша… Они были далеко, вне пределов досягаемости. Что бы ни случилось, она все равно ничего не сможет сделать для них. Ни этим вечером. Ни этой ночью. Все было далеко: неустроенная мансарда, борьба за право работать и иметь крышу над головой, очереди в префектуру, неоплаченные счета, долги. Ксения снова была просто двадцатитрехлетней женщиной, смотрящей на город, полный незнакомых лиц, город, в который эмигрировали более двухсот тысяч ее соотечественников, город-космополит и город-талант, несгибаемый и беспристрастный. Город, в котором, едва ступив на перрон вокзала, она почувствовала себя как дома.