Убежище чужих тайн - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Вербинина cтр.№ 57

– Сестра прислала меня подготовить тебя в случае, если Миша умрет, – быстро проговорил Казимир. Бледнея, Амалия подняла на него глаза.

– Так ты…

– Нет, – усмехнулся дядя, – я приехал сюда вовсе не из-за этого олуха Лаппо-Данилевского и не из-за его денег, если ты об этом.

– У тебя все олухи! – завелась Амалия.

– А что я должен думать о брате женщины, которая вышла за главного подозреваемого в убийстве, да еще лет на двадцать старше ее? – поднял брови Казимир. – Конечно, он олух, а его сестра была не лучше. Когда мы прибыли в имение, пришла телеграмма от Аделаиды, чтобы я рассказал тебе все, потому что Миша совсем плох. Но я решил ничего тебе не говорить.

– Ты… ты…

Казимир крепко взял племянницу за локоть и повел ее к лестнице.

– Если хочешь устроить мне скандал, пожалуйста, только не на людях, – проговорил он вполголоса. Амалия сделала попытку вырвать руку, но дядя держал ее так, что ей пришлось смириться. – Да, я считал, что тебе незачем знать, потому что ты все равно не могла ничего сделать.

– Я его мать! Я должна была находиться с ним!

– Разумеется, но ты была за сотни верст от Петербурга, и если ты считаешь, что мы в твое отсутствие сидели сложа руки, то заблуждаешься. Александр пригласил лучших врачей, пришел даже лейб-медик государя. Аделаида переселилась к вам и ночи не смыкала глаз, следя за Мишей. Поверь: все, что только можно, было сделано. Твое присутствие ничего бы не изменило.

– Вы должны были мне сообщить! О боже мой…

У себя в номере она рухнула на диван и, не выдержав, разрыдалась. Телеграмма выпала из ее руки и лежала на ковре.

– Это бессердечно! – проговорила Амалия сквозь слезы, поднимая голову. – Вы что, думали, что для меня важнее какая-то француженка, убитая двадцать лет назад? Вы что, думали, что я…

– Мы ничего не думали, – отрезал Казимир. Он стоял, засунув руки в карманы, и слегка покачивался на носках от раздражения, потому что терпеть не мог сцен и женских слез. – Мы хотели тебя оградить, понимаешь? Александр очень переживал, он не хотел, чтобы ты узнала…

– Конечно, он переживал! – вспылила Амалия. – Ведь я же просила его переехать из этого дома, где постоянно кто-то чем-то болеет… Но ему было важно настоять на своем! Одно и то же, боже мой, каждый раз одно и то же, и постоянно он пытается все решать за меня, как будто я совсем ни на что не гожусь… И мой сын чуть не умер! А я в это время общалась с черт знает кем… С людьми, которые мне не нужны и с которыми я по своей воле никогда не стала бы общаться…

Она вспомнила свои сны, которые звали ее в Петербург и показывали ей особняк на Английской набережной, словно он был неким убежищем. Вот отчего она чувствовала такое беспокойство все последние дни: Мише было плохо, и, как хорошая мать, она даже на расстоянии почувствовала это.

– Я никогда себе этого не прощу, – сказала Амалия в сердцах.

– Чего не простишь?

– Меня не было рядом, когда он заболел! – снова начала заводиться Амалия. – Господи, ну почему тебе надо объяснять самые элементарные вещи? Это мой ребенок, мой единственный мальчик, я обожаю его, я бы все сделала для него! Я бы убила за моего ребенка, если бы это ему помогло…

– Я был рядом с отцом, когда он умирал, – сухо сказал Казимир. – А потом – рядом с матерью. И Аделаида тоже была там. Думаешь, наше присутствие хоть что-то изменило? Жизнь есть жизнь, смерть есть смерть. Вот и все, что можно сказать по этому поводу, и никакая философия ничего не изменит.

– Ты должен был мне сказать, что Миша заболел, – мрачно промолвила Амалия.

– И что? Ты бы сходила с ума, не находила бы себе места, бросилась бы в Петербург, а к твоему приезду он бы успел выздороветь. Пойми: мы не хотели, чтобы ты страдала. Никто не хотел, чтобы тебе было плохо.

– А если бы Миша умер?

– Но он не умер, – коротко ответил Казимир. – Если тебе хочется кого-то винить, валяй, можешь обвинять во всем меня. Я привык, мне не впервой.

– При чем тут ты? – проворчала Амалия. Она села на диване, вытирая платком мокрые щеки. – Я всегда хотела переехать из этого дома. Это вина Александра, что Миша заболел. Если бы мы переехали на Английскую набережную, ничего бы не случилось.

Казимир вздохнул.

– Знаешь, почему я не женюсь? – внезапно спросил он.

– Думаю, что да, – ответила Амалия с вызовом в голосе. – Потому что у неженатого больше свободы.

– И это в том числе, – согласился ее собеседник, – но не женюсь я еще и потому, что не люблю таких положений.

– Каких?

– Когда одной половине во что бы то ни стало хочется найти виноватого и она всегда начинает обвинять вторую половину.

– По-твоему, я не права?

– По-моему, вам надо просто переехать на Английскую набережную и успокоиться, вместо того чтобы выяснять, кто прав, а кто виноват.

Тем более что Александр Корф не принадлежит к тем людям, которые легко сносят попреки, и, если Амалия начнет его обвинять, он наверняка найдет что ответить. К примеру, спросит, где она сама находилась в то время, когда их сын был болен, а от данного вопроса всего одна реплика до предположения, что какая-то французская авантюристка ей дороже собственной семьи. Разумеется, это было неправдой, но ведь в ссорах важна вовсе не правда, а повод для того, чтобы побольнее уесть противника.

Впрочем, так как Казимир был – иногда – чрезвычайно умен, вслух он этого не сказал.

– Я все же считаю, что ты и мама поступили нечестно, – упрямо повторила Амалия. – Вы не должны были держать меня в неведении.

Но Казимир, который прекрасно умел игнорировать то, что ему не хотелось слышать, предпочел пропустить ее слова мимо ушей.

– На улице жарко, – сказал он. – Может быть, пойдем поедим мороженого? Заодно и обсудим, что ты будешь делать дальше.

– Тут нечего обсуждать: я вернусь домой, – сказала Амалия, поднимаясь на ноги. – Дело Луизы Леман меня больше не интересует, и мне все равно, кто ее убил и за что. Все равно ее дочь не откажется от капиталов Мокроусова. Я только зря потратила время, пытаясь ей помочь.

– А я тебе что говорил? – торжествующе спросил Казимир. – Ну, приводи себя в порядок, и пойдем есть мороженое! Предупреждаю, я страшно обижусь, если моя племянница не окажется самой красивой дамой в Полтаве…

И хотя Амалия только что пережила настоящий взрыв отчаяния, она все же поймала себя на том, что улыбается.

Амалия проснулась в шестом часу утра и долго лежала в темноте с открытыми глазами. Мысли ее постоянно возвращались к маленькому сыну; чем-то они напоминали круговорот, когда один обрывок мысли цеплялся за другой, и все эти обрывки могли быть внешне никак не связаны, но потом Амалия снова начинала думать о Мише, и так без конца.