– Фредерик? – вырвалось у вошедшего.
Перед юношей стоял высокий тучный старик с копной совершенно седых волос, которые некоторые, чтобы польстить ему, называли львиной гривой. В молодости он был рыж, дерзок, разбивал сердца и, как художник, однажды удостоился похвалы самого Делакруа, а в зрелые годы стал сед, скучен и знаменит тем, что пачками писал льстивые приторные портреты сильных мира сего. Это был Лоран Бреваль, у которого Варен когда-то учился живописи и который, конечно, узнал бы своего ученика в любом гриме.
Чувствуя, как у него холодеет лицо от ужаса, Фредерик пробормотал: «Вы ошиблись, мсье» – и почти бегом выскочил на улицу. Оглянувшись, он увидел, что Бреваль выбежал из лавки, но последовать за ним не решился и лишь с видом крайнего изумления смотрел ему вслед.
«Господи боже мой! Надо же было ему прийти в лавку именно тогда, когда я покупал там краски…»
Он завернул за угол и внезапно почувствовал, что встреча с Бревалем была только началом, опасность по-прежнему витает в воздухе, и мало того – она идет за ним по пятам. Даже не оглядываясь, художник понял: за ним следят.
Фредерик побежал – переулками, которые знал как свои пять пальцев, петляя как заяц и запутывая следы. Пару раз он уловил позади силуэт кого-то в сером костюме и шляпе, неприметного, как стена, и упорного, как рок. Но, спустившись с Монмартра и смешавшись с толпой, Фредерик перевел дух и понял, что его преследователь отстал.
Наверное, никогда еще человек так не радовался виду дома, в котором живет, как обрадовался Фредерик старому особняку на Анжуйской улице. Юноша двинулся к черному ходу, на ходу нащупывая в кармане ключ, а левой рукой прижимая к себе покупки, – и тут между лопаток ему уткнулось дуло револьвера.
– Стой на месте, Варен. – сказал Антуан. – И вытащи руку из кармана.
Желваки на скулах полицейского ходили ходуном, губы сжались в тонкую полоску. Чувствуя страшную опустошенность, Фредерик медленно вытащил из кармана руку, в которой сжимал ключ.
Но уже в следующее мгновение он прянул в сторону, извернувшись всем телом, и взмахнул ключом, пытаясь угодить им инспектору в глаз. Антуан выстрелил, однако пуля только чиркнула Фредерика по щеке, раззадорив его еще больше. Враги схватились: бросив ключ и покупки, художник стал выкручивать руку инспектора, в которой тот держал револьвер. Три выстрела прогремели друг за другом, и все пули ушли в стену. Инспектор брыкался, как лошадь, и знал чрезвычайно болезненные приемы, но художник, как оказалось, тоже был не лыком шит и бил ниже пояса, не задумываясь. Антуан не удержался на ногах, и враги покатились по земле, норовя половчее вцепиться друг другу в горло. Однако, хотя Фредерик был моложе и выше ростом, на стороне инспектора были опыт и яростное желание схватить преступника, к которому у Антуана вдобавок имелись личные счеты. Придавив противника к земле, Молине ударил его ребром ладони по шее, так что Фредерик почти потерял сознание. Из последних сил он сделал попытку вырваться, но тут дверь особняка распахнулась настежь, и из нее к дерущимся метнулась тень в платье цвета бирюзы. Еще через мгновение предмет, который она держала в руках, пришел – если прибегнуть к сухому языку полицейского протокола – в соприкосновение с головой инспектора, который в результате данного взаимодействия провалился в небытие.
Когда Антуан пришел в себя, он ощутил во рту вкус крови и понял, что губа разбита, но зубы, кажется, целы. Голову жутко ломило от удара, и вдобавок скула надсадно ныла – Фредерик успел-таки от души приложиться по ней кулаком.
Едва вспомнив о человеке, которого он выслеживал, Антуан подскочил на месте – и почти сразу же обнаружил, что может сделать это только фигурально, потому что в буквальном смысле у него ничего бы не получилось. Он был усажен на кресло в какой-то комнате и чрезвычайно тщательно прикручен к нему толстенной веревкой.
«Черт! Что этот гаденыш будет со мной делать – резать на куски?»
Антуан завертел головой, пытаясь определить, где именно находится его враг, но в комнате никого не было, и лишь покрытые пылью и грязью покупки, лежащие на столе возле массивного серебряного кофейника, свидетельствовали о том, что Фредерик Варен все-таки одержал над инспектором верх.
Но тут в дверях зашелестело шелковое платье. Антуан поднял глаза – и остолбенел.
– Добрый день, инспектор, – прожурчала Рене своим очаровательным мелодичным голосом. – Полагаю, холодный компресс вам не повредит.
После чего она подошла к Антуану и заботливо приложила к его голове полотенце, смоченное в холодной воде.
– Так он вас похитил? – пробормотал инспектор, глядя на молодую женщину и не веря своим глазам.
– Никто никого не похищал, господин Молине, – веско отозвалась его собеседница. – Кстати, насчет вас я в некотором роде была права. Вы не чайник, а кофейник. Во всяком случае, именно кофейник помог мне вас усмирить, пока вы всех тут не поубивали.
Ее глаза сверкали золотом, в голосе звенела жалящая ирония – она и держала себя иначе, чем Рене, и выражалась в иной манере, и эта метаморфоза сбивала Антуана с толку. Он никак не мог понять, с кем именно он имеет дело.
– Как вас зовут? – прошептал он наконец.
– Ну, допустим, Рене Фализ.
– Рене Фализ не существует, – задиристо отозвался Антуан, чувствуя себя в своей стихии. – Я навел справки.
– Вот как? Что еще вам удалось узнать?
– Что никакого Эжена Фализа, рантье из Парижа, тоже нет в природе.
– Ну, сейчас это вдвойне верно, – небрежно уронила Амалия, не переставая изучать своего собеседника. – В определенных кругах он был известен под кличкой Щеголь. Настоящая его фамилия, насколько я знаю, Сотэ. Искать его досье в полицейских архивах бессмысленно – он был не из тех, кто попадается.
– Что же вы делали в его компании, сударыня? – мрачно спросил Антуан.
– Дышала воздухом, – безмятежно ответила его собеседница. – Впрочем, все это не имеет отношения к делу. Скажите-ка мне, инспектор, откуда это у вас?
Антуан увидел в ее руке записную книжку с наклеенной на обложку лошадью.
– Сударыня, вы не имеете права… Это вещественное доказательство!
– Поскольку записная книжка уже у меня, разговаривать о каких-то правах бессмысленно. Это записи, которые делал ваш друг Жерар Кервелла?
Прежде чем ответить, Антуан долго молчал.
– Кто вы такая? – выдавил он из себя.
– Ну, я не сумасшедшая, если вы об этом. И я очень заинтересована в том, чтобы найти того, кого называют «бретонским демоном».
– Я тоже, ведь «бретонский демон» – Фредерик Варен, которого вы, по-видимому, защищаете, хотя я не могу понять почему.
В голосе Антуана звучала досада, которую он даже не пытался скрыть.
– Потому что у меня есть все основания думать, что он никого не убивал. Не считая трех человек на острове Дьявола, которые пытались убить меня, но там была совершенно другая ситуация.