Дорога кажется чудовищно долгой, мебель гремит и подскакивает на каждом ухабе, а тонкий матрац, в который он кутается, провонял омерзительным запахом чужого пота. Матрац был утащен узником с одной из кроватей, которые продает муж Клер. Единственное, что придает Фредерику силы, – сознание того, что при другом раскладе он сейчас лежал бы в настоящем гробу и некто (он почему-то думает, что это бы оказался тюремный врач) клал бы туда его отрубленную голову.
Что такое, они остановились? Неужели полиция?..
– Меня зовут Эжен Фализ… Я жду вас уже целый час! Вы обещали приехать раньше…
– Извините, мсье, дорога…
Фализ. Заслышав знакомую фамилию, человек в шкафу успокаивается. Все верно, это новый хозяин мебели.
– Я уж не говорю о том, что просил все доставить еще вчера… – ворчит Фализ.
– Мсье, поверьте, мы приехали так быстро, как только смогли. Куда грузить вашу мебель?
– Мы живем на острове… Я уже договорился насчет перевозки. Ставьте мебель сюда…
Он живет на острове, а мебель заказал привезти из Кемпера. Богач, не иначе. Но тут шкаф, в котором находится Фредерик, вытаскивают из подводы, и вчерашний узник стискивает губы, чтобы случайным звуком не выдать свое присутствие. Время идет, потом шкаф опять поднимают, несут, несут…
– Осторожнее, не уроните! Ты, чертов бродяга…
– Да ничего я не уроню… Тяжеленек ваш шкаф-то…
– Да не он тяжелый, а ты слабый, голова, – возражает незнакомый голос, и все смеются.
– Только бы шторм снова не разыгрался… Погодка-то, а?
– Поторопитесь, ребята, поторопитесь! По-моему, скоро опять начнет штормить…
– И что? Остров близко от берега…
– Это вам так кажется, мсье Фализ. Вы не знаете, какое там коварное течение. Если штормит, лодку запросто может отнести в океан.
– Вы обещали помочь перевезти мебель, мсье Руайер. – Голос Фализа становится металлическим. – От берега до острова плыть не больше пятнадцати минут, и не пытайтесь меня убедить, что такой опытный человек, как вы, с этим не справится.
– Разумеется, разумеется, но вы не знаете, как в наших краях может штормить. Бывает такая погода, что даже из дому нельзя выходить, не то что плыть куда-то. Например, прошлой ночью…
– Но пока ведь затишье, верно? Так что я предлагаю сосредоточиться на деле и не забивать голову всякими пустяками.
– Ну, если вам угодно называть это пустяками, – с напускным смирением отвечает Руайер, и Фредерик словно воочию видит, как его люди с усмешкой переглядываются, довольные тем, как хозяин поддел приезжего.
Потом слышен плеск волн, затем лодка останавливается, шкаф вытаскивают, несут…
– Мари, раскройте дверь пошире, не то шкаф не пролезет!
Шкаф ставят, поворачивают, снимают веревки, которыми он был обвязан, и тут Фредерик с ужасом понимает, что совершил чудовищную ошибку. Потому что человек, купивший шкаф, конечно же, сейчас откроет дверцы и посмотрит, как тот выглядит внутри. А там – не угодно ли – узник кемперской тюрьмы, завернувшийся в старый матрац.
– А-а-а!
– Господи, кто это кричит?
– Простите, господа… Кажется, это моя жена. Рене! Рене! Дорогая, что с тобой?
– Там крокодил… – всхлипывает незнакомый женский голос. – Он прячется!
– Ничего, дорогая. Обещаю, я его поймаю и сделаю из него чучело… Господа, прошу вас, поторопитесь! Я жду кровати и все остальное… Идемте, Рене, я отведу вас в вашу спальню.
Звук удаляющихся шагов наполняет узника облегчением. Убедившись, что в комнате никого больше нет, Фредерик вылезает из шкафа и, захватив матрац, крадется прочь.
Комната, еще одна комната, но тут слышны шаги, кто-то спускается по лестнице. Фредерик в панике забивается в какой-то чулан и замирает.
– Не нравится мне все это, – произносит неприятный женский голос. Это не Рене, а другая, возможно, Мари, которая открывала дверь. – Ее видела толпа народу, и все поняли, что она не в себе. А если отец начнет ее искать?
– Да ладно тебе, Мари! Старик собирает деньги. Он ведь знает, что если начнет поиски или заявит в полицию, то получит ее отрезанную голову и больше ничего…
Фредерик вздрагивает и машинально трогает свою собственную шею, как будто речь идет о его голове.
– Она мне не нравится, – упрямо говорит женщина.
– Потому что она чокнутая? Да ну, брось… Она же безвредная.
– Безвредных сумасшедших не бывает, Ив…
– Слушай, она три дня у нас на глазах. Что сказал ее муж? Женщина она покорная, делает то, что ей скажут, на следующий день не помнит, что было вчера… может часами молчать, иногда говорит, что ей нужно на воздух, и убегает… Иногда говорит глупости или кричит из-за пустяков. Не любит, когда ее трогают или запирают, это может вызвать жуткую истерику. Все так и есть. Что еще? Мы ей сказали, что Щеголь – ее второй муж, и она сразу же поверила…
– Ив, я не понимаю, зачем надо было тащиться сюда. Между прочим, я слышала толки о том, что в доме водятся привидения… Ты хоть знаешь, что тут когда-то убили целую семью?
– Ну я тоже когда-то убил целую семью, – спокойно отвечает Ив. – И знаешь, что-то мертвецы ко мне не являлись. Все это вздор…
– Ну, даже если так, мне кажется, проще было снять дом в окрестностях Парижа и запереть ее там.
– Чтобы какой-нибудь сосед услышал крики сумасшедшей и заинтересовался, в чем дело?
– Можно было заткнуть ей рот. И вообще мне не по душе, что мы привлекли к себе внимание.
– Какое еще внимание? Она что, одна сумасшедшая на всю Францию? Бумаги у нас в порядке, в полицию ее отец идти не посмеет… Знаешь, сколько стоило снять этот дом? Гроши, потому что никто не хочет здесь жить…
– Ну да, только потом выяснилось, что мебель никуда не годится и надо везти новую.
– И что? Ведь отец Рене заплатит нам сто тысяч франков выкупа…
Тут Фредерик, прямо скажем, оторопел, потому что сумма эта является эквивалентом нескольких миллионов современных евро.
– Надо было снять дом где-нибудь в Медоне, – упрямо говорит женщина. – Запереть ее в подвале и посадить на цепь. Тогда бы ее никто не услышал…
– Ее мужу это бы пришлось не по вкусу. Он настаивал на том, чтобы ей не причинили вреда…
– Вот сам и украл бы ее, если такой неженка. И сам бы требовал выкуп…
– Он так и хотел сделать, но ему нужно безупречное алиби, потому что иначе старик стал бы его подозревать. Мари! Ну нельзя же так…
– Как?
– Я тебя обожаю, когда ты злишься…
– Я не злюсь, просто это глупо. Папаша заплатит выкуп, затем мы ее отпускаем, и что? Она ведь может нас признать…