20 лет дипломатической борьбы - читать онлайн книгу. Автор: Женевьева Табуи cтр.№ 76

– Что касается меня, то Леон Блюм сделал то, чего не могла сделать ни война, ни любовь… Он заставил меня похудеть. За один год я потеряла семь килограммов!

* * *

Лондон, вечером 11 мая в отеле «Савой». Завтра состоится коронация его величества короля Георга VI. Герцогини, графини, баронессы, все в декольтированных платьях, а некоторые уже в придворных парадных туалетах, стоят в очереди в помещениях нижнего этажа отеля перед дверью парикмахера.

На улицах Лондона на всех зданиях центра укреплены щиты, на которых электрическими лампочками изображен герб. Загораясь попеременно всеми цветами, на них сверкают слова лозунга дня: «Долгие лета королю и королеве! Пусть их власть длится вечно!»

Никогда еще до сих пор коронация не проводилась с подобным размахом, ибо на этот раз король Англии впервые коронуется одновременно и как суверен Канады, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африки, и, само собой разумеется, Индии.

В более скромных кварталах юмор вступает в свои права.

На одном из домов Уэст-энда я вижу большую простыню, к которой приколоты портреты королевской четы, окруженные эмблемами. Сверху над ними на видном месте изображен в сильно увеличенном виде клоп со следующей надписью: «Мы присосемся к вам, как он присасывается к нам».

Гайд-парк превращен в подлинный военный лагерь.

Настоящей проблемой является еще спешная постройка сотни маленьких ватерклозетов вдоль всего Вестминстерского аббатства и за ним, предпринятая по настоянию двора.

Во второй половине дня, во время репетиции церемонии коронации в аббатстве, в момент исполнения самого торжественного гимна, их включили все одновременно и… о ужас! – ни звуки труб, ни звуки органов не могут заглушить их неблагозвучный шум. И тотчас начинают срочно навешивать сотню обитых войлоком дверей… Но будет ли это закончено вовремя?

* * *

Наступает ночь.

– Ваша милость не должна ложиться спать, чтобы не повредить прическу, – повторяет английский «фигаро» каждой прекрасной леди, голову которой он только что украсил тремя традиционными белыми перьями, воткнутыми прямо в шиньон.

Покорно подчиняясь, прекрасные дамы, дремлют в креслах холла, сонно покачивая головами, пока метрдотель в безупречном костюме не привозит каждой из них на маленьком столике на колесиках плотный завтрак.

В 6 часов утра два французских академика – суровый Луи Жилле и великий сатирик французского общества последнего сорокалетия Абель Эрман, оба в парадной форме, проходят через холл отеля. Они первыми из приглашенных должны прибыть в Вестминстерское аббатство, где с высоты северной галереи, сидя неподвижно более шести с половиной часов, они будут наблюдать за бесконечными обрядами коронации королей Англии.

Поразительное зрелище для нашего времени: вереница придворных мантий, множество шталмейстеров и маленьких пажей.

В костюме, похожем на костюм адмирала, Макдональд обращает на себя внимание своей элегантностью. Чрезвычайно величественный Болдуин кажется печальным.

Абель Эрман, совсем маленький и сморщенный, очень суетится. Не отводя теперь от глаз зажатого в маленьких пухлых руках бинокля, он без устали рассматривает хоры аббатства и другие трибуны, бросая нелестные замечания по адресу то тех, то других:

– Как, – восклицает он (значительно громче, чем это необходимо), – они возвели в пэрство этого злодея Г.?.. Такое пополнение рядов английской аристократии поистине порочно! А эта герцогиня А… Какая развалина! Конечно, на коронации Георга V она выглядела гораздо лучше!

И так далее.

Находясь в своей стихии, Абель Эрман без устали продолжает в том же духе. Этот баловень парижских салонов является их самым жестоким критиком. Еще вчера Леон Блюм сказал, заметив его:

– Он умеет живописать все то, что могут порождать тайные и прикрываемые элегантностью пороки, – высокомерие, праздность и вечную погоню за деньгами, являющиеся отличительной чертой пришедшей в упадок аристократии. Если бы я принадлежал к светскому кругу, я бы ненавидел его.

* * *

Вечером на банкете Георга VI, которому Частный совет Короны порекомендовал недавно отпустить бороду, дабы совсем быть похожим на Георга V, встречают неистовыми аплодисментами. Он дает четкое определение имперской теории.

Обращаясь к доминионам, он говорит:

– Отныне вы являетесь свободными партнерами. Мы должны совместными усилиями осуществить объединение на базе полного равенства.

Премьер-министр Южно-Африканского Союза Герцог отвечает:

– Этот день освящает великую конституционную эволюцию имперского статута. Все сохраняют свои свободы в совершенном союзе, чтобы иметь возможность совместно трудиться во имя процветания цивилизации!

Царит самое высокое патриотическое усердие. Оно внушает всем англичанам чувства, передать которые могли бы отвечающие на все вопросы слова: We are British!

В дневниках наших министров и государственных деятелей в этот вечер можно было прочесть такую короткую фразу:

«Британская империя… какой силой веет от этих двух слов!»

* * *

Спустя несколько дней новый американский посол в Париже Уильям Буллит, личный друг Франклина Рузвельта, пригласил на обед в свой частный особняк на авеню Иена Эррио, Жоржа Манделя, Николая Политиса, посланника Чехословакии в Париже Стефана Осуского, Раймона Патенотра, Поля Рейно и генерального комиссара испанской республиканской армии Альвареса дель Вайо.

С безнадежным видом дель Вайо объясняет:

– Это премьер-министр Испанской республики Негрин направил меня в Париж, сообщив мне, что нужно любой ценой добыть для нас достаточное количество оружия в целях немедленного вооружения четырех дивизий. После сражения под Толедо итальянцы терпят поражения. Они только что потерпели неудачу в Мадриде. Победа зависит, сказал он мне, от успеха вашей миссии, ибо единственная надежда быстро получить оружие – это Франция.

И в порыве внезапно охватившего его отчаяния дель Вайо, опускаясь на диван, хватается руками за голову и рассказывает:

– Я пришел к Леону Блюму. Я сказал ему: «Ваш министр иностранных дел и вы сами потребовали от нас доказательств, подтверждающих итальянскую интервенцию. Я представил их уже Лиге Наций. Я принес вам новые! Вот они!» – «Дорогой дель Вайо, – ответил мне Леон Блюм, – мы не сомневаемся. Но битву нужно вести в Лондоне. Франция изолирована в Европе и не может предпринимать действий без Англии!» Тогда я перешел в контратаку, заявив ему: «Подумайте, Леон Блюм, вы – лидер французского социализма, и до сих пор испанские борцы любят вас. Если вы будете по-прежнему занимать уклончивую позицию, то обещаю вам, что всякий раз, когда в окопах падет испанский социалист, его последней мыслью будет проклятье вам. Он сможет сказать: «Мой убийца – Леон Блюм…» – И с чрезвычайным волнением дель Вайо восклицает: – Да, я был безжалостен и я видел, как великий человек, обхватив голову руками, вздрагивал под моим натиском. Тогда в комнату вошла его жена и сказала мне: «Имейте сострадание к председателю, он больше не в силах выдерживать это… Вы не имеете права пытать его так, ибо он делает все, что может!» Блюм не поднял головы, и я вышел!