– Тогда твое наказание будет еще страшнее. Ты слышал дават
[34]
и не услышал.
– Полагаю, Рокси, не тебе меня судить. И знаешь почему?
…
– Потому что ты просто обнаглевшая до предела девчонка, которая не повиновалась своим родителям, думала, что живет в браке, а жила во грехе, в лесу, как зверь, думала, что делает джихад, а на самом деле была просто разбойницей.
– А ты сам-то кто? – огрызнулась она. – Ты кяфир. Неверный. Не тебе меня судить!
– Ну, почему же. Мне. Я тебе напомню, как Пророк Мухаммед строго-настрого запрещал обращать в ислам насильно, – он понимал, что привнесенная насильно религия не даст ничего хорошего, кроме большой крови. Я расскажу тебе о том, как два века назад, когда русские воевали на Кавказе и солдаты попали в плен, тогдашний амир кавказцев, Шамиль, не стал их резать, сжигать заживо, как это делает ИГ, и даже не стал требовать от них принять ислам. Он призвал их к себе и сказал, что нельзя человеку жить без веры, и потому пусть они построят храм по своей вере и выберут для себя попа. Наконец, я напомню тебе об одной истории. Однажды из Йемена приехала группа людей без еды и продуктов. Умар ибн Хаттаб, один из ансаров Пророка, да будет доволен им Аллах, спросил их: «Кто вы? (Почему ездите без продовольствия?)» Они сказали: «Полагающиеся на Аллаха». Умар ибн Хаттаб, не терпящий лицемерия, сказал: «Нет, вы бездельники, потому что полагающийся на Аллаха – это тот, который бросает свои зерна в землю, а потом полагается на Аллаха». А как поступаете вы? Ваша земля бедна и заброшена – а вы вместо этого либо занимаетесь преступлениями, разбоем, торговлей наркотиками, похищаете людей, либо выезжаете в более богатые куфарские страны, там получаете пособие и еще требуете, чтобы вас там уважали, – хотя вы простые бездельники, и как вас уважать? И что каждый из вас скажет Аллаху? Я не хотел работать и потому сделал обратную хиджру, переселился из мусульманской страны в страну куфарскую и там стал получать деньги просто так? Ты считаешь, что это и есть предопределение Аллаха?
Рокси злобно посмотрела на меня, но ничего не сказала.
– Пей бульон.
Мы сидели около одного из придорожных кафе недалеко от Скопье, столицы страны. Сюда мы добрались из Албании, предварительно вернувшись к своей машине. Перейти границу нам помогли – по звонку Рокси. Здесь было немноголюдно, я заказал простую воду в бутылке для себя и куриный бульон для Рокси. Несмотря на ранения, вовремя и профессионально оказанная помощь давала о себе знать – она даже могла сама передвигаться, правда опираясь на меня. Чтобы скрыть повязки, я дал ей свою куртку, и она накинула ее на себя – мы были очень странной и колоритной парочкой. Хозяин кафе неодобрительно поглядывал на нас – я, средних лет, европеец, пусть и с бородой, и местная, годящаяся мне в дочери девица, еще и в камуфляже. Но он ничего не сказал, покосившись на мой мешок. Да, там было оружие, а остальные расположились по периметру, готовые стрелять в случае чего.
– Расскажи мне про своего отца.
– Что ты хочешь о нем знать?
– Кто он?
– Он подонок.
– Почему?
– Потому что подонок, вот почему.
– Ладно, твое дело. У него есть деньги?
– Еще бы.
Рокси посмотрела на меня.
– От торговли наркотиками. Он торгует наркотиками и вкладывает в торговлю и недвижимость. Тебя это не смущает?
– Нет.
– Кяфир.
– Ты ничем не отличалась от него. Я смотрел твое досье. Обычные наемники на службе наркомафии. Разница знаешь в чем?
…
– Твой отец на деньги от наркотиков строит торговый центр или жилой дом. А что вы хорошего сделали на заработанные вами деньги?
– А вон и он… – пробормотала Рокси.
Два черных «Линкольн Навигатор» в удлиненном варианте свернули с дороги.
– Всем внимание… – негромко проговорил я в телефон.
Машины остановились, из них вышли несколько быков. Типичные быки, как и у нас, вооружение – «АК» и «МР5», германские автоматы. Но против военных они ничто. У них в лучшем случае есть один запасной магазин на ствол, нет ни гранат, ни брони, ни умения работать в группе. Пара минут, не более.
Из машины вышел человек постарше, с большой сумкой, прихрамывающий…
– Это твой отец?
– Нет. Пламен, начальник его охраны. Он раньше служил в болгарской разведке…
– Ясно…
Человек прихромал к нам, сел на стул, поставил сумку рядом с собой.
– Добрый день, – сказал я по-русски.
– Добри дан, – поздоровался человек. Ему было лет пятьдесят. – Где ты ее нашел?
– В лесу.
– А Бесник?
– Мертв.
Человек кивнул.
– А с ней что?
– Пара дырок. Но, как видите, жива.
Человек посмотрел на Рокси.
– Идти можешь?
– Да пошел ты.
Человек не удивился сказанному, он снова посмотрел на меня.
– Господин Салем желает проявить гостеприимство и приглашает тебя в свой дом. Он желает расспросить, как все было. Если тебе нужна работа – ты ее получишь.
Я знал, что с гостеприимством тут не шутят.
– Деньги?
Человек подвинул тяжелую сумку.
– Все здесь.
Я открыл, посмотрел. Проверил на свет. По виду – норм.
– Хорошо, поехали… – Я и сам пока не знал, почему это надо, но почему-то это было нужно.
– Забирайте ее.
Болгарин сделал знак – и двое приблизились, чтобы на руках перенести Рокси в машину. Я набрал номер.
– Деньги заберите…
Подмигнул болгарину.
– Мои люди. Они рядом.
– Значит, ты стрелял в мою дочь…
Я кивнул.
– Не совсем. Мой человек. После того, как она стреляла в меня.
Наркомафиози кивнул.
– Я не в обиде на тебя, пусть это и так. Моя дочь давно обезумела, она живет совсем не так, как должно. Ее судьба – моя боль и позор для всего рода…
Путь был недолгим.
Два «Навигатора», проделав около двадцати километров, свернули на отличную бетонку, перед которой был плакат с надписями на нескольких языках, что это частная территория и въезд сюда запрещен. В конце этой бетонки виднелась вилла, вокруг нее был разбит регулярный сад с ухоженными пирамидальными соснами.
Дело было в окрестностях Скопье, столицы Македонии. Где-то недалеко от виллы был аэропорт, там взлетали и садились самолеты, а из окон виднелась Црна Гора. Во многом Македония была страной искусственной, здесь жили те же самые люди, что и в Сербии, и единственной причиной для отделения (Македония отделялась последней, отчетливо понимая, что станет объектом притязаний как Греции, так и Болгарии) было то, что Сербия была демонизирована западными СМИ до предела, как и Югославия, и проще было уйти и избавиться от дурной репутации, чем оставаться в единой стране.