Аспект-Император. Книга 2. Воин Доброй Удачи - читать онлайн книгу. Автор: Р. Скотт Бэккер cтр.№ 84

И он источал сладкую ложь, давая вежливые реплики, которые отбивали охоту к дальнейшим рассуждениям. Если Мимара настаивала или, того хуже, донимала его прямыми вопросами, он сердился и огрызался, пока она не отставала. Слишком больно, говорил он себе. И, кроме того, ему полюбилась роль колючего старого ворчуна.

Но на этот раз Друз не стал делать ничего такого.

– Почему? – спросила она. – Почему из всех женщин ты выбрал именно ее?

– Потому что она обладала проницательностью, – услышал он свой ответ. – Вот почему я… я вернулся. И еще из-за ее красоты. Но твоя мать… Она вечно спрашивала меня обо всем, о мире, о прошлом, даже мои Сны ее завораживали. Лежа в постели, мы все говорили и говорили, и интерес ее не угасал. Однажды она задавала вопросы всю ночь, пока рассвет не позолотил все щелочки в ставнях. А она все слушала и…

Он погрузился в молчание, остановленный не столько трудностью того, что хотел сказать, сколько удивляясь самому факту повествования. В какой момент стало так легко исповедоваться?

– И что?

– И она… она верила мне…

– Твоим россказням. О Первом Апокалипсисе и Не-Боге.

Он оглянулся, словно боялся, что их услышат, но на самом деле его это не заботило.

– Да… Но, на мой взгляд, здесь было нечто большее. Она верила в меня.

Почему все было так просто?

И он продолжал. Слышал, как разъясняет явления, о которых даже не подозревал, что понимает их, поскольку сомнение и нерешительность настолько овладели его существом и рассудком, что он едва мог действовать, погружаясь в бесконечные размышления. Почему? Зачем? Вечные вопросы. Слышал, как рассуждает о своих кошмарах, которые истрепали ему нервы донельзя. Рассказывал Мимаре, как пришел, ослабевший, к ее матери, человек, который скорее готов был похоронить все свои помыслы глубоко в душе, чем предпринять хоть какое-то действие…

Как Друз Акхеймион, единственный колдун в Трехморье, стал низкопоклонником и трусом…

И странное дело: он и вправду тосковал по тем дням – не столько по тому страху, а скорее, по потребности чего-то иного. Живя с Эсменет в Самне, где она продолжала принимать клиентов, сидя на оживленной рыночной площади и посматривая на бесчисленных жителей города, а сцены ее совокупления с незнакомцами, стоявшие у Друза перед глазами, отравляли ему душу. Возможно, в этом лежало объяснение того, что случилось позже, когда она оказалась в постели с Келлхусом, думая, что Акхеймион погиб в Сареотической Библиотеке. Если и существовал какой-то факт из прошлого, который до сих пор вызывал у Колдуна изумление, то это была его негасимая любовь к ним обоим после их общего предательства. После стольких лет у него все так же сжимались кулаки, когда голову заполняли воспоминания, и охватывал благоговейный трепет перед Келлхусом и той легкостью, с которой он правил Гнозисом, и бессильная ярость, порожденная его уходом… с женой, его женой!

Эсменет. Какое странное имя для блудницы.

– Страх… – произнес старый Колдун обреченно. – Я всегда боялся твоей матери.

– Потому что она была падшей женщиной, – выпалила Мимара скорее со злорадством, чем с состраданием.

Она была права. Он любил шлюху и пожинал соответствующие плоды. Похоже, последние дни Первой Священной Войны были продолжением тех первых дней в Самне. Те же несчастья, то же неистовство, только осененные потусторонними чарами Анасуримбора Келлхуса.

– Нет… – возразил он. – Потому что она была очень красива.

Подходящая ложь.

– Чего я не понимаю, – воскликнула Мимара с видом, говорящим о том, что она долго обдумывала это, – почему ты не попытался удержать ее. Она принадлежала к касте слуг, которую не продали в рабство, как меня. Она сама выбрала такую профессию… так же как выбрала предать тебя.

– Разве она…?

Казалось, он больше прислушивается к собственному голосу, чем говорит.

– Она что? Выбрала? Конечно.

– Выбор – явление весьма своенравное, девочка.

– А по-моему, все просто. Одно из двух: верность или измена.

Он внимательно посмотрел на нее.

– А ты? Была цепями прикована к подушке в Каритасале? Нет? Выходит, выбрала там находиться? И заслужила все свои страдания? И не могла спрыгнуть с корабля, когда работорговцы, которым мать продала тебя, отправились в море? Почему ты осуждаешь мать за собственный добровольный отказ от побега?

Ее взгляд преисполнился ненависти, но в то же время и сомнений, которые преследовали все их пылкие споры в последнее время, поиск соответствующего чувства, словно фрагмент тела какой-нибудь рептилии, о которой она совершенно не заботится. Мимару задело, отчасти понял он, потому, что он сказал что-то обидное, а не потому, что она и вправду испытывала боль. Болевая чувствительность, похоже, была начисто утрачена в темных недрах Кил-Ауджаса.

– Там цепи, – глухо сказала она, – и там тоже.

– Точно.

Какое-то смирение охватило ее после этого, но вызванное скорее утомлением, нежели истинным озарением. Пусть даже так, он был рад и этому. Гордыня – покровительница осуждения. И хотя большинство людей живут с полной глухотой к иронии и противоречиям, которые скрепляют ткань их жизни, они инстинктивно понимают силу лицемерия. И они притворяются в неправдоподобной невинности. Чтобы лучше спать. Чтобы легче выносить приговор. Тот факт, что все считают себя скорее безупречными, чем заслуживающими наказания, как писал Айенсис, был когда-то самым смешным и самым трагическим среди человеческих недостатков. Смехотворным потому, что был очевидным и все же совершенно невидимым. А трагическим потому, что обрекал их на бесконечные войны и распри.

В обвинении было больше силы, в нем была презумпция невиновности, первое, к чему прибегают несчастные.

В первые годы ссылки, во время молчаливых бдений перед сном Акхеймион мысленно наказывал Эсменет бессчетное число раз. Он обвинял и еще раз обвинял. Но он слишком долго жил с этой обидой, чтобы постоянно осуждать жену за все, что она могла бы сделать. Никто не принимает неверных решений, если считает, что ошибается. Чем умнее человек, как любили говорить нронийцы, тем больше склонен считать себя дураком. Мы все спорим сами с собой, выискивая ошибки.

И Эсменет, не обладай она острым умом, ничего бы из себя не представляла.

Так он простил ее. И отчетливо запомнил этот момент. Большую часть того дня он провел в поисках записей одного сновидения, связанного с пленением Сесватхи в Даглиаше – сейчас уже не помнилось, почему это было так важно. Разозлившись на самого себя, он решил спуститься во двор, чтобы помочь Жеросу наколоть дрова. Мысли его странным образом сфокусировались. Раб безуспешно пытался разрубить одно из бревен, которое он подтащил к ларю, где хранились дрова. Схватив ненаточенный топор, Акхеймион принялся колоть, но почему-то щепки каждый раз отлетали в лицо Жеросу. Первую он не заметил. От второй хмуро улыбнулся. Третья вызвала смех и последующие извинения. Пятая попала ему в глаз, и он, моргая и кривясь, пошел к бадье с водой.