На этот раз вздрогнул не только Карен, но и Степан. Воронцов, будто не заметив этого, продолжил пугать их:
– Но не это самое страшное. А то, что из этих двух ядовитых веществ будет вырабатываться третье, еще более ядовитое. Фосген называется. И его в аппарате будет достаточно, чтобы потравить не только всех в нашей лаборатории, но и тех, кто случайно во дворе окажется.
Карен и Степан внимали молча.
– Так вот, работать сегодня я тут буду один. А ты, Степан, будешь в дверях стоять и смотреть. И если увидишь, что я задыхаться стал, нажмешь вон тот рубильник, я его синим покрасил. Видишь?
– И что тогда будет? – деловито уточнил Горобец.
– Видишь, там под потолком форсунки установлены, как у душа? Так вот, после этого из них специальный раствор польется. Он этот самый фосген связывать будет!
– Так, значит, яд этот не такой уж и страшный, да, Юра-джан? – обрадованно вмешался армянин.
– Не совсем так, Карен! – улыбнулся ему Юрий Анатольевич. – Там раствор соды, он хлор и фосген свяжет. Но останется угарный газ. И мне его хватит за глаза. Поэтому я тебя и ждал. На кого я еще могу рассчитывать, что он меня вытащит, если что?
* * *
Та тревожная ночь закончилась без происшествий. Фосген этот ядовитый они не только получили, но и израсходовали. Степан даже сумел запомнить, на что. На получение уксусного ан-гид-ри-да, вот на что! А ангидридом тем сразу обрабатывали порошок салициловой кислоты, что первые две с половиной недели производили.
Забавно, Юрий Анатольевич сказал, что в ходе процесса снова уксусная кислота получалась. Половина от той, что на производство ангидрида пошла. И он ее снова в процесс отправлял. И соляная кислота тоже получалась. И ее снова в процесс отправили, хлор вырабатывать.
Он, Степка Горобец, никогда и не представлял, что можно столько всего по второму разу использовать. Ведь он с братьями за это время не одну тысячу пудов всяких этих «реактивов», как их Юрий Анатольевич называет, измельчал, да выгружал-загружал. А на выходе что? Девяносто семь пудов продукта. И все! Остальное либо повторно использовалось, либо сгорело да в небеса ушло. А шлама всякого, что на свалку выбросить надо, едва десять пудов набралось.
Чудно это! Он, Степка, поспрошал рабочих с других химических заводов. Там на пуд продукции отходов и по десять пудов бывает, и по пятнадцать! А у них и тут не так, по-чудному!
Хотя… Тому, кто Воронцова чудным назовет, он, Степан Горобец, рыло набок свернет! Потому что сегодня ночью понял, есть в этом человеке настоящая храбрость. Стоять одному возле машины, которая, чуть что, ядом плюнет, а остальных отослать в безопасное место – это большая храбрость нужна! А чтобы верить, что друг, если что, вытащит – настоящая дружба.
Одесса, 21 июня (3 июля) 1897 года, понедельник, утро
– Ох, Юра-джан, подожди, дай сердце успокоится!
Карен присел на ступеньку, посидел несколько минут, вытирая обильный, несмотря на нежаркое утро, пот, а потом вскочил, схватил меня за лацкан костюма и, притянув к себе, прошипел в лицо:
– Ты что творишь, паршивец? – И, не давая времени на ответ, продолжил: – То, что ты – сорвиголова, я всегда знал. Спокойный да уравновешенный не пошел бы на Сотню ввосьмером. И патрули не ловил бы. И в засаду не сунулся бы, лишь бы работорговцев перебить. Но думать-то надо! Риск – он только тогда нужен, когда неизбежен.
Я попытался было возразить, но он только рявкнул:
– Молчи и слушай, бестолочь! – А потом, остыв и отпустив мой пиджак, устало и тихо продолжил: – Ну, зачем ты рисковал так? Головы совсем нет, да?! За пустым риском гоняешься? Меня не за тем, чтобы тебя из ядовитого облака вытаскивать, звать надо было. А чтобы я с парнями тебе стенку вокруг этого опасного аппарата поставил. За день справились бы! А в стенке окно сделай, и все эти штучки-дрючки, что ты крутил, за это окно вынеси. И управляй из безопасного места. Понял, нет?
– Понял, Карен! – подавленно ответил я. Так стыдно мне давно не было.
– Эх, Карен, дружище, как же мне тебя не хватало! – признался я.
* * *
– Проходите, Олег Викторович, проходите за стол! И не смейте отказываться! Я не для того вас в такую рань к себе притащил, чтобы завтрака лишить! Фрау Марта, еще порцию на нашего гостя приготовьте, будьте так любезны.
– И все же, не Викторович, а просто Олег. И на «ты», как мы договаривались! – уточнил Тищенко, после чего удалился помыть руки. Вернувшись, он без возражений подсел к столу, а фрау Марта молча ушла на кухню. С тех пор, как я в середине июня списался с господином профессором, сообщил, что совершенно поправил здоровье и что финансы вполне позволяют мне оплачивать и квартиру, и жалованье фрау Марты и тем более расходы на собственное проживание, отношение фрау Марты ко мне все же изменилось. Теперь до самого начала следующей весны я был нанимателем квартиры и ее работодателем, а не бездомным приживалой.
Так что она стала меня слушаться. И оставила за мной выбор блюд. Только не в постные дни, разумеется.
– Итак, Олег, зачем я тебя пригласил. Дело в том, что нас можно поздравить. Сегодня ночью мы выдали первую партию продукта. И отныне можем делать это регулярно.
– Поздравляю! – сдержанно сказал инженер.
– Спасибо. Но вот ведь беда, если посмотреть пристально, то выяснится, что нынешние наши мощности по синтезу и на десятую часть не используются. Печи для карбида маленькие. И три четверти суток – стоят. Мощности для них не хватает. И электролиз тоже едва ли на пятую часть производительности загружен. Не нужно нам больше хлора, если карбида не хватит. Понимаешь?
– Химию изучал! – коротко ответил он. – С понятием стехиометрии[118] знаком. Но чем я вам с мощностью помогу-то? Нет у нас больше машин. И ставить их негде!
Я улыбнулся.
– Поставить машины можно и в нашей пристройке. Просто стену передвинем. А где взять новую машину, ты мне сам недавно подсказал. Хоть завод «Наваль» еще не открылся, рабочих они уже набирают. И заказы на ремонт и на изготовление небольших паровых машин принимают. Так что я машины закажу и оплачу, а потом, если мы договоримся с твоими нанимателями, то зачтем вложения в стоимость переработки. По уже принятой схеме. Так что я собираюсь просить тебя съездить еще раз в Николаев. И заказать нужные мне машины.
– Но… – попробовал возразить он.
– Разумеется, что я договорюсь обо всем с твоими работодателями. И тебе дадут пару дней отпуска для этой задачи. Ну а я, разумеется, твои усилия оплачу. И не вздумай отказываться! Иначе я буду вынужден, – я выделил слово «вынужден» голосом, – воспользоваться твоим старым предложением. И позвать тебя к себе на службу. Но полной занятости для энергетика у меня пока нет. Будешь получать деньги без работы. Ты этого хочешь?
Тищенко затряс головой, категорически отрицая у себя тунеядские намерения. Но я предпочел понять его по-своему: