— Ох, госпожа, да что ж вы такое-то говорите все время, — обиделась Лейла. — Словно недовольны мною. Зачем же вам сидеть около малыша, а я на что?
— Но мама ему тоже нужна.
— Так он вас, госпожа, и любит как маму. Но уже и уважать учится.
Я отдала Огги Лейле. Легла на кровать в соседней комнате, с приоткрытой дверью, чтобы Огги меня видел. Закрыла глаза. Уже засыпая, услышала, что Лейла собирает Огги на прогулку и он молчит! Героический у меня сын. Лучше бы мать у него была героическая.
А когда проснулась, часы показывали уже одиннадцать часов утра. Я отдохнула, готова была хоть сейчас в бой. Огги крепко спал, впрочем, в это время суток он спал всегда, в любой обстановке. Я на цыпочках вышла из детской и в коридоре чуть не столкнулась с Йеном Йоханссоном.
Кажется, у меня хватило самообладания не смутиться, но мысленно я чертыхнулась: принесло ж тебя не вовремя! Я бы предпочла увидеть его завтра, когда Нина уже вернется от врача, чтобы он увидел ее в приличном состоянии. А то как я ему буду объяснять, что Нины нет дома, а ее сын — здесь?
— Привет, — сказал Йен. — Надеюсь, это не я тебя разбудил?
— Нет-нет. Что-то случилось?
— Ничего. Я Нину привез.
Та-ак.
— Она спит, и пока спит, я бы съездил кое-куда. Если ты не против потерпеть ее еще немного.
Я вздохнула:
— Чай будешь?
— И чай, и ланч буду.
Мы спустились в столовую. Санта уже накрывала стол.
— Мы с Ниной обо всем поговорили, — обронил Йен. — Я рад, если честно, что все прояснилось. Я подозревал, что происходит неладное, но не знал, как помочь. Она просто закрывалась от любых моих попыток.
— Представляю, каково тебе было все это выслушать.
— Да нет, — он поморщился, — чепуха. Правда чепуха. Мы договорились с ней, что сейчас она подберет няню для сына и вернется в клинику. Пройдет полный курс лечения. Врач сказал, что случай не такой уж запущенный, и при минимальных усилиях с ее стороны хватит трех месяцев. Разумеется, каждый день я буду привозить ей сына и, конечно, забирать домой на уик-энд. Мы справимся.
— Я рада, что ты так к этому относишься.
— Спасибо Скотту Маккинби-старшему.
— Вот как?
— Строго говоря, я уже почти докопался до истины. Я узнал, что в Эдинбурге ее бывший, разыскал. Кажется, я появился вовремя, потому что этот придурок явно решил покончить с собой путем алкогольного отравления. Когда я пришел, он принялся уже за третью бутылку. — Йен помолчал. — Его я тоже отправил в клинику. В другую, разумеется, мне меньше всего нужно, чтобы он встречался с Ниной. А пока я с ним возился, мне позвонил Скотт Маккинби и пригласил для задушевной беседы. Уже не помню, как я хотел поступить до разговора с ним. Он прав, — Йен с легкой грустью улыбнулся. — Ты не беспокойся.
— Я не беспокоюсь. Я рада за вас.
— В любом случае было бы нечестно с моей стороны взваливать все хлопоты на тебя. Нина — мой крест, и, не поверишь, я люблю этот крест.
Я вежливо хохотнула.
— Бедная девочка, — внезапно вздохнул Йен. — Это как же ей досталось… У меня теперь один выход: лечить ее. Иначе я скоро на стену полезу от жалости и собственного бессилия. — Помолчал, криво и вынужденно усмехнулся: — В конце концов, мне никто не обещал, что счастье выдадут бесплатно.
Мне нечего было ответить на это.
— Я хотел кое-что обсудить с тобой. Это касается Нины. Но… не только Нины. — Йен отодвинул тарелку. — Здесь, в Эдинбурге, работает один из лучших психологов мира. Работает он в одном из отделов Агентства, но… Словом, у нас считается, что никто, кроме него, не может разобраться в технологиях секты и в том, как реабилитировать пострадавшего. Он не берет частных пациентов. У него свои принципы, хотя я сказал бы, что это страхи. Боится, что родственники клиента могут впаять ему иск за использование методов лечения, которые не прошли испытания в клинической практике. Поэтому он работает только с арестованными. Причем даже из них выбирает тех, у кого нет семьи. Конечно, меня это насторожило. Но я говорил с пациентами. Они довольны. Поэтому, думаю, у психолога банальные страхи. Ничего, он тоже живой человек.
— И что ты хочешь обсудить?
— Мне сказали, ты с ним в хороших отношениях.
— Вот как? Вообще-то мы едва знакомы.
— А ему кажется, что у вас складывается дружба.
Я чуть приподняла брови, мол, учту.
— Попроси его поработать с Ниной.
— А что по этому поводу думает Нина?
— Ее угнетает все происходящее. Она чувствует себя не совсем здоровой. Она догадывается, что к ней применили какие-то запрещенные нейротехнологии. И просила найти специалиста, который умел бы работать с такими травмами. А нам всем тоже очень важно, чтобы она вспомнила все. Она видела очень много, это ценные сведения для следствия. Я знаю, она заключила договор с тобой. Если б она не догадалась, я бы предложил тебе сам. Мне так будет легче.
— На тебя тоже давят, чтобы ты не вмешивался? Мне в эдинбургском бюро уже жаловались.
— Нет. Просто я не хочу работать с Ниной именно как следователь. Лучше я буду беречь ее как жену. Кроме того, у тебя больше возможностей.
— Но значительно меньше сил и времени.
— А я тебе помогу, — пообещал Йен. — Хотя бы тем, что не позволю Нине отвлекать тебя от работы.
Поможет он, ага. Хотя, конечно, в отсутствие Августа мне пригодится любая помощь.
После ланча Йен уехал в город. Я внезапно осознала, что мне совершенно нечем убить время до вечера. То есть занятий было предостаточно: можно еще раз просмотреть собранные материалы, можно заказать подборку справочной литературы по современным методам нейропрограммирования — а то с тех пор, когда я в университете слушала краткий курс, много воды утекло… Но не хотелось. Вообще не хотелось думать.
На какой-то краткий миг я ощутила себя духовно нищим существом. У всех, буквально у всех людей в моем окружении были увлечения и хобби, не связанные с работой. Да, я выбрала такую профессию, которая занимала меня целиком, опять же, и кроме нее забот хватало… Но взять Нину Осси: профессия брала у нее еще больше сил, а хобби было. Даже у нее, недолеченной наркоманки, было приятное и невинное хобби. Август коллекционировал красные машинки, леди Памела увлекалась сочинением детективов, Дик Монро разводит розы, Мастер Вэнь постигает искусство каллиграфии… Мой брат Крис, едва вернулся к нормальной жизни, вспомнил о детском увлечении и в свободное время вырезает из дерева статуэтки. Моя лучшая подруга Мелви Сатис-Маккинби любит вышивать и уверяет, что это занятие сродни медитации.
И только мне заняться нечем.
Ладно, раз я такая обделенная, пойду гулять. Вроде бы это полезно.