Неожиданно я осознала, что совершенно одна нахожусь на огромном, бескрайнем пространстве, и по спине побежали мурашки. В любой момент на волю мог вырваться какой-нибудь из моих внутренних призраков: Тень, Чистокровный из видений или даже Элихио.
Но вдруг я поняла, что настало время Этана.
У нас с ним еще остались дела. Нам нужно было побеседовать наедине – он ведь тоже этого ждал. Он мог дать ответы на мои вопросы, но мог и потребовать взамен мою жизнь.
– Этан… – шепотом позвала я. Ветер унес мои слова в рощу.
Тишина. Кобыла забеспокоилась. Я хотела направить ее между деревьями, как вдруг ветви их закачались и потянулись к проходу.
Гоня прочь страх, я не двигалась с места. Деревья стихли. Из мрачного укрытия сверкнула пара бледно-красных глаз.
– Нам нужно поговорить, – дрожащим голосом произнесла я.
Моя смелость испарялась на лету, хотя я и не думала, что Этан убьет меня. Ведь когда-то мы были близки, и он не хотел отнимать у меня жизнь. С другой стороны, две сотни лет назад он был человеком, а теперь душа его погрязла во мраке, а глаза горели углями. Что с ним случилось и как?
Кобыла тревожно попятилась. Я похлопала ее по холке, чтобы успокоить: по шее животного тек пот. Лошадь, наверное, чуяла присутствие в роще некоей силы и понимала, что сила эта приближается, чувствовала, что игра в прятки закончена, еще толком не начавшись.
Громко треснула ветка. Этого оказалось достаточно. Кобыла в ужасе дернулась, сбросив меня. Я приготовилась упасть, но сильные руки подхватили меня у самой земли. Лошадь сорвалась с места и исчезла так стремительно, что я даже не заметила, в каком направлении она ускакала.
– Ты не была скаутом? «Будь готов!» – вот их девиз.
Голос Джоны разбил странную тишину, оживляя замершую природу, и я почувствовала огромное облегчение, поняв, что это он.
Сидя у него на коленях, я всматривалась в рощу. Этан ушел, но я знала, что обязательно разыщу его снова или – более вероятно – он найдет меня.
Я откинула голову, чтобы видеть Джону.
– Откуда ты взялся?
– Следовал за тобой. Уж не думаешь ли ты, что после вчерашнего я позволю тебе бродить одной посреди ночи?
– Ты, по-моему, все время за мной следишь. Независимо от времени суток. Забыл, что я сказала? Найди себе другое занятие.
– Тогда слезай с моих с колен, – с притворной обидой потребовал он.
– Пожалуйста!
Я вскочила и отряхнулась.
– С чего тебя понесло бродить в темноте, воровать лошадей и мчаться, не разбирая дороги?
Он поднялся с травы так изящно, как мне и не снилось.
– Просто так, – соврала я.
– Прошу!
Джона предложил запрыгнуть ему на закорки, но я яростно замотала головой.
– Нет-нет! Я лучше пройдусь. Ты веди, а я за тобой.
– И упустить возможность расспросить тебя? Ну уж нет! Мы пойдем рядом, и ты объяснишь, что с тобой случилось вчера, а заодно расскажешь мне все самое интересное за двести лет.
Вопросительно изогнув брови, Джона расчесывал пальцами мои спутанные волосы. Он намеренно открывал то место на затылке, по которому пришелся удар, – теперь там осталась только шишка.
Понурившись, я шагнула к нему. Какие у меня варианты? Я хотела сперва поговорить с Гэбриелом, но теперь было уже все равно. От одной только мысли о том, что он там с Анорой, меня мутило.
– Можно? – спросил Джона, кивая на лопатку: до сих пор мне удавалось скрывать от него место ранения и наложенный Гэбриелом шов.
Но был ли теперь смысл прятаться? Я сняла свитер и оттянула ворот футболки.
Джона осторожно убрал у меня с шеи волосы и провел тыльной стороной ладони по холодной коже.
– Сколько времени потребовалось на заживление?
– Немного. Видишь, в этот раз следа почти не осталось.
Он отпустил мои волосы, но, прежде чем я надела свитер, спросил:
– В этот раз? И много у тебя шрамов?
Вампир тщательно подбирал слова, чтобы не обидеть меня.
– Несколько. Самый жуткий – на спине. Но я хотя бы знаю, как его получила.
Не дожидаясь разрешения, он провел рукой по моему позвоночнику. Я вздрогнула.
– Останься Фредерик жив, я бы сам его прикончил. Медленно… – Джона говорил так зловеще, что я ни на мгновение не усомнилась в его словах.
Надев свитер, я направилась к дому.
– Ты расскажешь, что произошло на рынке?
Он задал первый серьезный и важный вопрос, и я решила открыться. Теперь мне не было дела до мнения Гэбриела, так же, как и ему было не до меня. Но об Этане я рассказывать не собиралась. Если бы Джона узнал, что рядом отирается вампир, он настоял бы на переезде, а мне нужно было переговорить с Этаном. У нас было общее прошлое. От него я могла узнать правду, а может быть, и выяснить, как обрела бессмертие.
– У меня случаются видения из прошлого. Они похожи на окна в прошлые жизни, которые я не помню.
– Ты сказала, что снова не умрешь от раны, полученной двести лет назад.
– Иногда во время видений я не просто наблюдаю за прошлым: уж не знаю как, но я попадаю в свое тело тех времен и живу в нем по-настоящему. Сегодня днем я видела свою первую жизнь, в которой была смертной, и заново пережила момент своего убийства. Каким-то образом последствия физических травм проникают в мое нынешнее воплощение, но быстро исчезают. Да, я чувствую их, но они не причиняют мне большого вреда. Вот почему я сказала, что не умру снова, – шептала я, сама не понимая почему, ведь мы были только вдвоем.
– Тебе уже двести лет? – невозмутимо поинтересовался Джона.
– Что-то вроде того, если верить Гэбриелу. Меня убили, а я очнулась вновь, но стала другой. Обрела бессмертие. И, пока ты не спросил, как это вышло, отвечу сразу: не знаю.
Небо светлело, приближался рассвет. Я озябла, и Джона накинул мне на плечи свою куртку, защищая от холода.
– Спасибо.
– Вы с Гэбриелом были знакомы уже тогда?
– Да. Я умерла, и он исчез. Он думал, что я смертная и что это конец. Мы впервые встретились снова в ту ночь, когда я нашла тебя.
Плотнее завернувшись в куртку, я продолжила:
– После смерти я всегда пробуждаюсь. У меня остаются лишь обрывки воспоминаний о том, кто я и кем была… Благодаря видениям я понемногу узнаю правду. Но в один прекрасный момент эта способность из благословения превращается в проклятие.
Как раз это и случилось сегодня.
– Ты не знаешь, кто ты?
На глазах выступили слезы – то ли из-за вопроса, то ли из-за того, что образ Гэбриела преследовал меня против моей воли. Никогда, ни при каких обстоятельствах, он не покидал мои мысли.